Южный Крест

- Среда?! Это как Говорухин нам изобразил - среда?! - завопил Шустер не сдерживаясь. - Сыты, сыты по горло такой средой! Да не верю я ни на минуту, что вы по этой среде заскучали - вам правда глаза ест!

Вадим разволновался, дергая бороду:

- Господь с ним, с Говорухиным, с его ролью судии. Прежде всего этот фильм - о его собственной душе. Но неужели ничего хорошего не было?! К родному, близкому, к своей стране сострадания нет... доброты. Помните у Достоевского: "В вас нежности нет: одна правда, стало быть несправедливо".

- Нет нежности! Капитализм и... каждый за себя.

- Это хорошо сказано, - устало проговорил Вадим. - Все чужие друг другу. Но мы- то из другого замеса слеплены! Другая психология! Возьмите книги или кино. Сравните, какое кино делали в России...

- С человеческим лицом? - сунулся Шустер куражась.

- С человеческим лицом! - сказал, не моргнув глазом, Вадим.

Анжела, холодно щурясь на Вадима, с очевидной издевкой заговорила:

- Сейчас вы будете говорить, как бездарно здешнее кино. Еще - как умна русская литература и как выхолощена западная. Наверняка вспомните, что русские читали взахлеб, книжки шли нарасхват!

- Здесь тоже читают. Кулинария, скандалы среди богатых и детективы. Постоянно читающий человек - что-то вроде академика.

- Именно этого я от вас и ждала! Не забудьте упомянуть, как русские своей поэтической душой обожают стихи, а ведь на Западе поэзия никому не нужна. И, наконец, - продолжала Анжела, - балет! Шахматисты! Музыканты! Грандиозно, прекрасно, как все в этой стране!

- Что ж, давайте посмеемся над балетом, шахматами и ракетами! - Вадим протянул полный бокал Анжеле и поднес свой, чтобы чокнуться. Зазвенел хрусталь. - Давайте дружно, давайте хором, давайте все вместе издеваться над своей страной!

Света с любопытством смотрела на Вадима.

- "Патриотизм - последнее прибежище негодяев"! - радостно осклабившись, крикнул Шустер.

- Патриотизм - явление культуры, - сказал Вадим. - Помните, как у Розанова: "Для немца - великая Германия, для англичанина - гордая Британия, для француза - милая Франция и только для русского - проклятая Россия". Извините... Лена, я пройдусь, - он вышел за дверь и канул в темноте.

- Вадим что-то стал быстро меняться... - заметил Шустер. - Может ему КГБ платит.

Глава 5

Музыка, гам, чудная красота и сладость ночи развязывали языки и желания. Гости изчезали из-за стола и вскоре небольшими группками кружили по саду и дому, подливая вина, болтая и втягивая более трезвых в круговорот праздника.

Перед Шустером стояла тонкая задача: в нужный момент сцапать Свету и под шумок увезти к себе в спальню для дела, о котором он не мог ни на секунду забыть и крутился по сторонам, ревниво выглядывая, куда же она запропастилась.

Света, основательно захмелев, выбежала в сад и нашла скамеечку в кустах. Голова кружилась, она чувствовала себя восхитительно, и лицо ее горело счастливым светом. Одурманивающее марево и томительность южной ночи обвалакивали тело, тонкими нитями пробегая по коже, неистовым стрекотанием миллионов цикад и неистовым сиянием миллионов звезд очаровывая и оглушая. Она прислушалась, насторожилась, как вдруг ветки раздвинулись, и в проеме появился Илья, держа в одной руке початую бутылку, а в другой два бокала. Он стоял над нею и вдруг произнес: "Я вас нашел, - совершенно без смущения рассматривая ее, - красивый и уверенный в себе. - Вы знаете, что вы красавица?" Света засмеялась, как бы приглашая продолжить: этот парень был вполне в ее вкусе - сексапильный и независимый. Правда, сломить сопротивление таких, как Шустер, было проще, но здесь и победа была несравненно интересней.

От ее интимного дрожащего смеха, от этого приглашения неистовая дрожь пробежала по его телу. Он опустился около нее, стал целовать обнаженные ноги. Легко и нежно провел пальцами по бедрам, прижимаясь, шалея. "Илья..." - зашептала Света, дотрагиваясь до его плеч, как будто с намерением оттолкнуть, но, в действительности, ее руки зарылись пальцами в его волосы и остались там - в точности так, как это делают кинозвезды. Он поднял к ней свое лицо. Сейчас оно горело, окрашенное желанием, и удивительно красивы были его выразительные и сияющие черные глаза. Он тянулся к ней, и видно было: он ни секунды не сомневается в том, что задуманное будет доведено до конца. Она поняла это, запомнила, а затем засмеялась, волнуясь грудью, наклонившись к его пылающему лицу. Илья стиснул ее, смял, не вынеся муки, схватил на руки и впившись губами, поволок в самую темень кустов.

- Вкусная девочка! - причмокнул на соседней скамейке Боб, Иркин муж, прислушиваясь к возне.