Южный мир

Мужчины стали прислушиваться, что делают женщины, пока ещё не входя в их зал. Племянница агашского царя Штлинарат спела, аккомпанируя себе на арфе, агашскую песню о любви соловья к розе и о коварной пери, разлучившей влюблённых. Её тоже немедленно переложили на старкский.

В саду тенистом царского дворца
Раскрылись днём душистых три венца:
Людского не видавшая лица,
Созрела средь кустов цветущих роза.

И, привлечённый чистою красой,
Влюбился всей невинною душой
Рождённый этой радостной весной
Певец пернатый, незаметный, серый.

Любимую он приобнял крылом,
Согрел её своим живым теплом,
И всей земле запел певец о том,
Как он безумно обожает розу.

Прильнувши к телу нежного певца,
Готова быть с ним рядом до конца,
Забыв о том, что рядом сад дворца,
Красавица садов раскрылась в счастье.

Но песнь любви до неба донеслась,
До облаков бегущих поднялась,
И в души горних духов полилась,
Прелестницу пери она пленила.

Сокровище небесной красоты,
Затмившая все смелые мечты,
Раздвинув все колючие кусты,
Пери с небес в дворцовый сад спустилась.

Очарованием пери пленён,
Небесной красотою поражён,
Её рукою нежной привлечён,
Певец замолк, совсем забыв о розе.

"Не расточай зря здесь любовь свою,
Достоин петь в предвечном ты раю,
Я страстью неземной тебя залью,
В небесный сад ты улетай со мною".

Завяла роза в грусти и тоске,
Лишь лепестки остались на песке,
Казалось ей: в небесном далеке
Певца любимый голос уловила.

Затем Ириньисса спела свою песню о далёком возлюбленном. Тут из зала мужчин донеслось сначала пение графа Ликарина, а затем бас царя Ашинатогла, переложившего песню Ликарина о рабе царствующем на агашский. Это послужило сигналом к началу взаимных визитов и танцев.

* * *

Мужчины тем временем, как обычно на пиру, пытались решить некоторые политические или торговые вопросы. Цари быстро договорились, что недалеко от порта в Дилосаре будет агашский квартал, где агашцы смогут жить по своим обычаям и судиться между собой по своим законам. Сразу же к Атару подступили князья-горцы, стремясь добиться того же, но царь отшутился, поскольку место для агашцев он, на самом деле, уже присмотрел и предусмотрел, а здесь надо было ещё подумать. Впрочем, соглашение об агашском квартале требовалось подробно обсудить в более подходящей обстановке. Время для этого было: Ашинатогл не собирался уезжать по крайней мере ещё дней десять. Хан Чюрююль тоже доволен: завтра пуников торжественно примут в союз. А о том, что сначала надо было бы согласовать все условия, он по степной простоте не подумал: ведь ему гарантировали, что степняки будут иметь полный почёт и равноправие с другими членами союза (правда, не оговорив при этом, со старшими или же с младшими).

Хан тораканов Улугай получил на пиру место не гостя, а полководца армии: он вместе с тремя своими беками нёс почётный караул около стола высшей знати. Им иногда подносили лучшие вина и изысканные блюда, но понемногу. Четыре степняка выглядели эффектно: они действительно были богатырями и красавцами. В честь своей победы царь Атар попросил лучших мастеров сковать им лёгкие парадные доспехи и подарил шёлковые халаты, а Улугаю халат из шерстяного шёлка, на Юг попадавшего исключительно редко. На халатах была вышита эмблема тораканов: лис, поймавший волка, а выше маленькая эмблема Лиговайи: мужчина с мечом и женщина с лютней. У беков шитьё было серебром, а у хана — золотом и жемчугом.

Среди веселящихся горцы выделялись громкими голосами и размашистыми жестами, агашцы какой-то растерянностью и порывистостью, а старки и степняки — естественным и спокойным поведением. Глядя на празднующих, Ашинатогл с некоторой ехидцей спросил своего названного брата:

— Ты, наверно, всю лучшую знать вывез из Империи?

— Нет, брат. Знатью в Империи были лишь я и барон Таррисань, Убийца Ханов. Просто все наши граждане ведут себя как знать, потому что с детства и даже с утробы матери учатся чести, достоинству и правилам поведения.