Южный поход

Вскоре мы вышли из Вышнего Волочка и немногочисленные фонари поселения остались позади. Мои сапоги хлюпали по грязи, потому что мы решили не тревожить усталых коней и пойти пешком. Я шел и думал о том, что получил отличный шанс покончить уже со всем этим и либо вернуться в свое время после гибели либо просто навсегда кануть в зыбкое ничто.

Буринов и его секундант ждали нас на берегу озера. Неподалеку стояли стволы деревьев. Лес казался темным и густым. Неужели мы будем бродить в нем до рассвета?

— Чтобы не терять много времени на поиски, мы предлагаем господам зайти в лес на расстоянии не более двадцати шагов друг от друга, — предложил секундант Буринова.

Я переглянулся со Степановым и согласился. Секунданты проверили оружие. Степанов обратил внимание, что Буринов взял обычное гладкоствольное ружье, а не штуцер с нарезным стволом, как у меня.

— Ничего, это для меня не помеха, — спокойно отмахнулся Буринов. — Такое ружье легче заряжать.

Мы поклонились друг другу и отошли на обусловленное расстояние.

— Начинайте, господа, — сказали секунданты и мы вошли в лес.

Прячась за стволами деревьев, я напряженно вглядывался в темноту, стараясь увидеть фигуру противника. Вскоре мне почудилось впереди какое-то движение и я вскинул штуцер, прицеливаясь перед собой.

— Эй, трусливый кусок дерьма! — крикнул Буринов. — Ты долго будешь прятаться за деревьями? Я стою здесь, почти на открытом пространстве. Если хочешь, попробуй в меня попасть!

Я продолжал всматриваться в темноту, но никого не заметил.

— Мне что, подойти поближе, отобрать оружие и отхлестать тебя по заднице? — продолжал кричать мой соперник.

Я перебежал от одного ствола к другому, потом к еще и еще. Осторожно высунул голову, пытаясь разглядеть противника.

Впереди бахнул выстрел и вспыхнула ослепительная вспышка. В ствол дерева вонзилась пуля и мое лицо обдало щепками. Я успел заметить фигуру человека возле дерева и выше густого кустарника. Буринов обманывал меня, говоря, что находится на открытом пространстве.

Я вскинул штуцер, но не стал стрелять. Я хотел выстрелить наверняка. Времени у меня предостаточно. Чтобы зарядить ружье, Буринову понадобится около минуты.

Выйдя из-за дерева, я пошел вперед, выискивая противника стволом. Наконец, я увидел впереди его фигуру, прицелился и хотел выстрелить, но его снова озарила вспышка. Я почувствовал толчок в боку.

Звук второго выстрела моего соперника отличался от первого. Судя по всему, он выстрелил из небольшого пистолета. Разве второе оружие упоминалось в условиях поединка?

— Я зацепил вас, мой друг, — торжествующе сказал Буринов и двинулся ко мне.

Я постарался удержаться на ногах, несмотря на боль в нижней части тела. Прицелился и выстрелил в четко заметную фигуру противника. Он повалился назад и дико закричал. Я опустился на одно колено, чувствуя, как по ноге течёт кровь и оперся рукой о ствол штуцера, воткнув его прикладом в землю.

Буринов захрипел и умолк. Я услышал, как в лесу кричат секунданты, разыскивая нас и просят не стрелять.

— Здесь! — крикнул я. — Мы здесь!

Глава 12 Крепость на южном рубеже империи

Почти весь дальнейший путь к Оренбургу я провел в горизонтальном положении. Пистолетная пуля угодила мне в бок, чуть выше пояса и застряла в теле. Пояс с амуницией сыграл роль бронежилета и смягчил удар. Это мне еще повезло, что пуля не задела патроны для штуцера.

Операцию по извлечению пули провел местный лекарь в ту же ночь, естественно, без анестезии. Удовольствие, должен признаться, не из приятных. Впрочем, рука у эскулапа оказалась легкая, швы он наложил грамотно и дальше я поехал уже в отдельной повозке, скрипя зубами на ухабах.

Хотя, грех жаловаться, Буринову повезло гораздо меньше. Тем же утром его похоронили на кладбище близ Вышнего Волочка. Моя пуля разворотила ему грудь. Я оплатил расходы на погребение, а секундант моего противника остался, чтобы соблюсти все формальности и проводить покойного в последний путь. Мы же выехали на рассвете и поначалу, пока дорога не стала слишком тряской, я успел забыться болезненным сном.

История эта, к счастью, не подняла столько шумихи, как я ожидал. Суворов той же ночью пришел в сознание и чувствовал себя гораздо лучше, только болела голова. Он связывал недомогание с тем, что не отслужил молебен по выезду из Санкт-Петербурга и обещал Всевышнему, что обязательно посетит церковь и попросит священника освятить поход уже в самом Оренбурге. Буринова он не знал и побранил меня больше для острастки, сказав, что мне повезло, что эта история не произошла в столице, иначе полиция заинтересовалась бы мной и выяснила, что я вовсе не приезжий виконт из Сан-Доминго. В остальном же все осталось по-прежнему, только адъютанты Суворова и казаки стали обращаться теперь ко мне с большим почтением, нежели раньше, когда признавали меня за обычного кабинетного ученого.