Взвесив всесторонне эти вопросы, я сделал упомянутые выводы и принял окончательное решение. Если бы я тогда же опубликовал свои планы, это дало бы только повод к газетной шумихе и даже могло привести к тому, что младенца удавили бы при рождении. Все нужно было подготовить втихомолку. Единственный, с кем я поделился, был мой брат, на молчание которого я мог вполне положиться. И за то время, когда тайна была известна только нам двоим, он оказал мне много важных услуг. Потом вернулся в Норвегию лейтенант Нильсен – тогдашний помощник капитана «Фрама» и его нынешний капитан, – и я счел нужным тотчас известить его о своем решении. Его отношение к моим словам подтвердило, что мой выбор сделан удачно. Я понял, что в его лице обрел не только способного и надежного человека, но и хорошего товарища. А это едва ли не самое важное. Когда отношения между начальником и его помощником хорошие, можно избежать многих неприятностей и излишних осложнений. Кроме того, такое взаимопонимание служит хорошим примером и залогом для добрых взаимоотношений всех членов команды. Так что для меня было большим облегчением возвращение лейтенанта Нильсена в январе 1910 года; он проявил себя таким энергичным, искусным и надежным помощником, что я не могу им нахвалиться.
План похода «Фрама» на юг выглядел так: выход из Норвегии не позже первой половины августа. Первый и единственный заход – на остров Мадейра. Дальше идем наиболее благоприятным для парусника – иначе нельзя назвать «Фрам» – курсом на юг через Атлантику и на восток через Южный океан к югу от мыса Доброй Надежды и Австралии, чтобы к Новому 1911 году пробиться через пак[7] в море Росса.
Главной базой я выбрал самый южный пункт, до которого мы рассчитывали дойти на судне, – Китовую бухту в великом Ледяном барьере.[8] Мы надеялись дойти туда приблизительно 15 января. Высадив здесь отряд зимовщиков – около 10 человек – и выгрузив материалы для постройки дома, снаряжение и продовольствие на два года, «Фрам» должен был затем пройти к Буэнос-Айресу, чтобы оттуда совершить океанографический рейс через Атлантику к берегам Африки и обратно. В октябре судно вернется в Китовую бухту и заберет зимовщиков. Дальше этого в то время наши наметки не могли идти. Последующий ход экспедиции мог быть определен лишь потом, когда будут выполнены работы на юге.
С барьером Росса я был знаком только по книгам, но я основательно изучил всю литературу об этих областях и, когда впервые увидел этот могучий массив, мне показалось, что я знаю его уже много лет.
Тщательно все взвесив, я выбрал Китовую бухту для зимовья по ряду причин. Прежде всего потому, что здесь мы на судне могли проникнуть на юг – на целый градус дальше, чем это было возможно в заливе Мак-Мердо, где собирался устроить базу Скотт. А это должно было сыграть очень большую роль для последующего санного перехода к полюсу. Другое важное преимущество – мы сразу окажемся в районе предстоящих работ и, что называется, прямо из окна своего дома будем видеть обстановку и местность, с которой нам придется иметь дело. Кроме того, у меня были основания предполагать, что район к югу от этой части барьера, удаленной от материка, будет много ровнее и легче проходим, чем торосистые участки вдоль берега. К тому же из описаний следовало, что фауна Китовой бухты чрезвычайно богата, и мы вполне сможем обеспечить себя свежим мясом, охотясь на тюленей, пингвинов и т. п.
Помимо этих, чисто технических преимуществ, которые сулил для зимовки Ледяной барьер, он обещал также стать чрезвычайно удобным местом для метеорологических наблюдений. Больших неровностей нет, материк далеко – словом, идеальные условия для повседневного изучения самого барьера. Такие интересные явления, как движение этого исполинского ледяного массива, его питание и обламывание, здесь, разумеется, можно было очень тщательно исследовать.
И наконец, чрезвычайно важным преимуществом было то, что сюда всегда относительно легко подойти на судне. Я не знал ни одного случая, чтобы какая-нибудь экспедиция не смогла пробиться в эти места.