Южный Урал, № 1

— Знаю, — сказал слепой в волнении подымаясь со стула.

— Жива?

— Отец, гордись ею… Ведь это я о ней рассказывал.

Данилыч опустился в кресло. Слепой стал шарить его руками. Он нащупал голову старика и бережно притянул её к себе.

— Отец!

Данилыч сидел молча. Молчали остальные. В зале воцарилась мёртвая тишина. Только слышно было, как капля за каплей падала в таз вода с отпотевшего в умывальнике крана. Но вот старик медленно привстал с кресла, опираясь на слепого и обратился к посетителям:

— Такое дело, товарищи… Не могу… Уважьте старика… Я закрою… Руки что-то, того… Вы понимаете. Уж извините, пожалуйста.

Посетители поднялись с мест.

Когда вышел из парикмахерской последний посетитель, слепой запер за ним изнутри дверь.

* * *

С тех пор часто в летние, тихие вечера у полузакрытых окон мастерской подолгу задерживаются прохожие, чтобы послушать чудесную песню.

Бог знает, что это за песня!

Она хватает за сердце.

Молодой, мощный голос как бы рвётся из стен, сотрясая воздух, другой, мягкий, старческий умиротворяет его. Скрипка, сопровождающая пение, придаёт звукам человеческих голосов чарующую прелесть.

Никто не знает, что это за песня. О чём она говорит? Должно быть о тех, кто умер, утверждая жизнь. Кто дал нам счастье!

Может быть эта песня перекликается с тысячами таких же сердец, какие родили её, эту потрясающую своей простотой и силой, песню.

Может быть вы слышите её…

Н. Головин СТИХИ

ЗАВОД

За городом, где был пустырь,
Где только вьюги песни пели.
Он поселился — богатырь,
На звёзды жерла труб нацелив.

Их дымом чёрным заслоня,
Как будто тучей грозовою.
И зори первого огня
Взметнул, как знамя боевое.

И горы дымные кругом
Гром повторили исполина.
И прокатился этот гром
Над растерявшимся врагом,
Над магистралями Берлина.

* * *

Ракеты, словно огненные змеи,
                над головой.
Земля гудит, гремит зенит над нею…
                Друг, ты живой?

Друг, ты живой? Нам ночь в глаза пустила
                Огонь и дым.
И оглушила злая, ослепила.
                В земле лежим.

В земле родной, под бурей. Онемели.
                Под треск и вой.
Друг, ты живой? Фугасы засвистели…
                Взрыв за спиной.

Взрыв за спиной. Взметнуло и на спину
                Земля легла.
И словно мать родная скрыла сына
                От бомб врага.

От бомб врага земля волной качалась.
                За взрывом взрыв…
А гром умолк — гудящая дрожала
                За всех живых.

За всех живых, а я, склоняясь тенью,
                Кричал и звал.
Друг, ты живой?! А он, согнув колени,
                В траве молчал.

И вновь ракеты алый свет над нами,
                Атаки весть.
А друга кровь зовёт нас в бой, как знамя.
                Как сердца месть.

Столбы огня в окопах вражьих, рядом.
                Встань, друг, взгляни:
То сердце разорвавшимся снарядом
                Твоё гремит.

Александр Лозневой СТИХИ

ПЕРЕЯСЛАВЛЬ

Мы в этот город с автоматами входили.
Так наша месть к врагу была остра —
Что встань гора — мы б гору своротили,
Лишь только б выйти к берегам Днепра.

А город, накануне разбомблённый,
Едва дышал, полуживой и странный.
Седые и простреленные клёны
Смертельные показывали раны.

Светлеет день под небом Приднепровья,
И мчится слава птицею крылатой
О том, как мы проклятой вражьей кровью
Здесь окропили камни в час расплаты.

ЖЕНА