Южный Урал, № 11

Гранитным клыком выдался над лесом Марков камень на плоской вершине его, прикрепленная стальными тросами — чтобы не снесло в сильный ветер, — новенькая светложелтая вышка. На вышку ведет высоченная лестница, срубленная из целых бревен и упирающаяся нижним концом в два дерева.

Взбираемся по лестнице. Павел Петрович следует позади, деловитый, спокойный, как всегда. Высоко. Спирает дыхание.

На верхних перилах кто-то из работников пожарной охраны устроил солнечные часы. Вертикально вбит гвоздь. Вокруг гвоздя обведена карандашом окружность, разбитая на деления. Каждое деление соответствует получасу. Гвоздь отбрасывает тень, которая, по мере движения солнца по небосводу, перемещается по окружности. Вот и вся механика. А удобно! Не так же ли вел наблюдение за временем, скрываясь здесь, Марк Береговик?

Русская смекалка — ее встречаешь на каждом шагу. Не она ли, по сути, является основным героем бажовских сказов?

Проверили эти самодельные «ходики» по карманным часам. Точно. Расхождение в пределах десяти-пятнадцати минут.

Абсолютная высота камня — 416 метров. Под ногами бескрайний океан леса, темнозеленый, чуть волнистый, торжественный. Синеватым светлым пятнышком проглядывает вдали озеро Щучье. На много километров вокруг, если не считать бараков лесорубов, ни одного селения.

Здесь, на камне, до недавнего времени существовала надпись: «Марк Петрович Турчанинов». Не подумайте, что отсюда пошло название камня. Нет. Пошло оно от полевского рабочего Марка, по прозвищу Береговик, который укрывался здесь вместе с любимой женой от турчаниновского произвола. А уж потом, когда стали звать камень «Марковым», появилась на нем эта надпись. Даже тут жадный заводовладелец хотел обокрасть своего крепостного!

Да не вышло. В устных рабочих сказах сохранилась подлинная история вольнолюбивого Марка Береговика, в глухую пору крепостничества поднявшего свой голос протеста против рабства, защитившего свое человеческое достоинство. Как напоминание об этой не напрасно прожитой жизни, стоит, высоко взметнув свою непокорную голову, камень, носящий имя человека. И как памятник человеку-бойцу, символ стремления к счастью, неодолимой воли к свободе, будет восприниматься всегда сказ Бажова — «Марков камень».

В последний раз поднялись на гору Думную.

Посвежело. На Думной гуляет ветер, раздувает полы пальто Павла Петровича. Бажов, не отрываясь, медленно обводит взглядом горизонт.

Да, много добра хранится в этих холмах. Вон, накрытый облаками, синеет Азов. Там, у подошвы его, богатый рудник Зюзелька — «Синюшкин колодец». Кто знает, может, и сам Азов где-нибудь в недоступной пока глубине своих недр хранит неисчислимые богатства. Вон плоский, как зеркало, блестит в долине Северский пруд.

Дым «Криолита» закрывает Гумешки… И они не сказали еще своего последнего слова. Думная… В старину здесь тоже был медный рудник.

Но самое главное богатство — люди, живущие среди этих гор, лесов, озер, прудов; люди, которые разрабатывают недра гор, плавят руду в печах, куют из нее металл, создают все блага. Людям-труженикам посвящено все творчество Бажова. Их воспел он в своих сказах. О них думает и сейчас, сидя на Думной.

Думная… Откуда название такое?

По преданиям, в пору строительства Полевского медеплавильного завода на горе был сход рабочих, бунтовавших против каторжных условий труда, против господского произвола.

По другим сказаниям, на горе сидел три дня и три ночи, «думал думу» «батюшка Омельян Иваныч» — Пугачев.

А если забраться еще дальше в глубь веков, то — как повествуют легенды — совещались на горе и «стары люди»…

— Вот тут, — говорит, нарушая молчание, Павел Петрович, — дедушка Слышко и рассказывал нам, ребятам, свои истории… О чем рассказывали в старину? Грамота была недоступна крепостному человеку. И мысли свои показывать было нельзя. Вот и прятали их — и мысли, и мечты, и желания — в устных сказах — легендах, которые передавали один другому. В сказах же объяснялось многое, что казалось тогда непонятным. К примеру, откуда такое скопление руды и малахита в Гумешках, кто оставил там ямы-копани. В сказах бедный человек одерживал верх над богатым. В сказах же, уж коли приходилось невмоготу, он уходил «за Камень», за Урал. И было это отзвуком действительности: беглые, примкнув к вольнице, шли в Сибирь. Сказывать сказы находились особые мастера. Мне выпало счастье слышать такого мастера — дедушку Слышко…

И Павел Петрович опять погружается в раздумье. Сегодня он прощается с родными местами — с Полевским, с Зюзелькой, с Азовом, снова и снова перебирая в памяти впечатления последней недели, шестидневную поездку на машине… Кто знает, когда увидит еще?