Читаем Южный Урал № 13—14 полностью

В дымной полумгле горят цепочки электрических лампочек, у вагранок полыхает зарево, вздымаются вверх столбы трескучих искр, залитые чугуном опоки пламенеют голубыми и желтыми факелами. Огней много, а все-таки цех мрачноват, и Петр Васильевич недовольно покусывает губы.

Когда-то, несколько лет тому назад литейщики пользовались отпусками одновременно, цех останавливался и в это время проводились большие ремонтные работы. Именно в это время Петр Васильевич провел в цехе такое довольно необычное для литейных мероприятие: он организовал побелку колонн, ферм и перекрытий, а громадные вентиляционные трубы, искрестившие цех вдоль и поперек, покрасил в серебристый цвет. Цех приобрел совершенно другой вид, стал культурным, ясным и светлым. Но в последние годы одновременные отпуска были отменены, литейная работала круглый год, не было возможности возобновить покраску и побелку. Цех потемнел, и Петр Васильевич очень недоволен его внешним видом…

Направляясь к стержневому отделению, Семин пересекает цех. Формовщики и выбивщики приветствуют его жестами, кивками головы, улыбками — в гуле и грохоте совершенно не слышно человеческого голоса. Из всех цехов автозавода литейные — самые шумные цехи. Грозно ревут и гудят в вентиляционных трубах проносящиеся там воздушные ураганы; гулко грохочут тяжелые формовочные станки; а все это перекрывает и заглушает какой-то особенно высокий лязг решетки на выбивном участке, где из громадных опок извлекают малиново-красные отливки блока цилиндров — крупнейшей отливки, которую выпускают здесь.

Шум пневматической решетки, на которой из отливки блока вытряхивается формовочная земля, тоже не нравится Семину — слишком оглушительная штука. На конвейерах более мелкого литья пневматические решетки заменили механическими, и там сразу стало тише и спокойнее. А вот на выбивке блока этого сделать еще не удалось. Надо поторопить механика…

Размышляя об этом и многих других еще не решенных делах, Семин выходит на линию стержневых станков. Там работа уже закончилась, наступил обеденный перерыв. Стерженщицы толпятся около умывальника, переговариваются, над чем-то смеются…

В стержневом отделении тесно: при постройке цех не рассчитывали на такое количество продукции, которое он выдает теперь. Станки стоят вплотную друг к другу. Теснота в стержневом отделении — тоже одна из стоящих на очереди проблем.

Собрание стерженщиц будет проводиться в примыкающей к цеху пристройке, где размещена ремонтная служба. Начальник отделения Устюжанин распорядился принести сюда полдюжины досок. Их разложили по подставкам в большой круг, и теперь на этих импровизированных скамейках размещаются работницы.

Устюжанин становится в середину круга и начинает докладывать, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Обеденный перерыв всего полчаса, времени немного, а рассказать надо о результатах работы целого месяца и начальник отделения старается говорить сжато, убеждать фактами, а не рассуждениями. Он заметно волнуется: хотя и коротки рабочие собрания, но очень часто они бывают весьма бурными и обычно без критики не обходится.

А что такое резкая и прямая рабочая критика, Устюжанин испытывал не раз. Критикуют не стесняясь, называют вещи своими именами, отмечают все промахи и начальника отделения, и мастеров, и технологов, и ремонтников. Здесь — производство, не до церемоний, правду говорят в лицо, отношения просты и ясны.

— Вы знаете, что мы брали обязательство выполнить месячный план на 104 процента, — говорит Устюжанин. — Фактически мы выполнили его на 105,2 процента. Выходит, с обязательством справились. Но могли бы дать и больше. В бригаде Кокорина, например, есть такая стерженщица, как товарищ Силаева, которая не справилась с месячным планом, а другая стерженщица, товарищ Трубицына, только-только дотянулась до ста процентов. Это говорит о том, что мы сделали еще не все, и если бы Силаева и Трубицына поработали лучше, то и показатели у нас были бы выше…

Все оглядываются, отыскивая глазами тех, кого назвал Устюжанин. Силаева сидит вдали у стены и прячет смущенное лицо. А Трубицына сидит прямо против Устюжанина, вся навиду, и спрятаться ей некуда. Это высокая, стройная девушка, с выразительными черными глазами. Ее лицо медленно заливает краска.

Устюжанин продолжает рассказ о том, как выполнялись остальные обязательства: по производительности труда, снижению себестоимости, техническому обучению.

— Вот так мы поработали в прошлом месяце, товарищи, — заканчивает он. — Давайте, обсудим наши дела. У кого есть вопросы?

Приглашение не остается без внимания — сидящая рядом с Трубицыной стерженщица Овсянникова встает и звонким голосом спрашивает Устюжанина:

— Когда смесь хорошая будет, товарищ начальник?

Смесь — специальным образом приготовленная песчаная масса, из которой работницы делают стержни, — должно быть, и в самом деле причиняет работницам много хлопот, потому что все они разом поднимают головы и ждут ответа с явным нетерпением.

— Смесь идет согласно технологии, — отвечает Устюжанин. — Мы это дело проверяли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Южный Урал

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное