Южный Урал, № 31

Но, как говорится, сам от себя не спрячешься. Так и Фини не суждено было сохранить в себе до конца равнодушие и спокойствие. Всякий человек, наделенный глазами и слухом, не может уйти в сторону от свершающихся событий. А тут события цеплялись одно за другое, накапливались, заставляли думать, сопоставлять и волноваться.

Первый удар нанес Эвальд. Он показал русских в ином свете. Действительно, нельзя было отрицать, что они очень энергичные люди. Огромный завод, построенный ими за три года, подтверждал это.

Второй удар был нанесен решением монтажников за семь дней выполнить работы, на которые требовалось времени в три раза больше. И опять это нашло подтверждение: на виду у него отделение легких молотов преображалось. Ежедневно утром, входя в цех, Фини удивленно поднимал брови. Работы продвигались темпами, которых нельзя было ожидать.

И, наконец, задетое самолюбие, ущемленное самомнение. Разве могло пройти незаметно то, что монтажники не настаивали на помощи консультанта, отвергли его мнение и сами взялись выполнять свое обязательство? Он вынужден был признать, что монтажники обходятся и без его помощи. Он бывал в цехе только днем, в первую смену. Все остальное время суток Соколова и другие инженеры, мастера и монтажники сами находили и решали трудные и новые для них задачи. Все это было бы легче, если бы в сделанных ими работах обнаружились ошибки и просчеты. Но ошибок не было. Выходило, что он как консультант и авторитет не так уж им дорог.

Все эти чувства, которые он старался подавлять и не показывать, особенно взволновали его 21 февраля, когда действительно пар, нефть и вода были пущены по смонтированным магистралям.

Как обычно, Фини приехал на завод ровно в девять часов утра.

У самого входа в цех стояла группа монтажников. Начальник цеха Лещенко что-то говорил и улыбался. Рабочие курили самокрутки и тоже улыбались.

Увидев Фини, Лещенко протянул ему руку и не без гордости сказал:

— Ну, дорогой господин консультант, можете поздравить нас с первым успехом. Монтаж магистралей закончен. Полюбуйтесь: пар есть, нефть есть, вода есть. Теперь только закончим монтаж молотов, подключимся — и, сами понимаете, звенья пойдут.

Все это было сказано с такой искренней радостью и добродушием, что Фини стало неловко.

В этот день, работая в цехе, он несколько раз ловил себя на мысли о прекращении контракта и возвращении в Америку. Но тут же пугала другая мысль: а что скажет в ответ фирма? Уехать в разгаре работ и потерять такого заказчика? Нет, никто его не одобрит.

Рабочее время тянулось мучительно медленно. Под конец от одолевавших беспокойных мыслей он так устал, что, возвратившись в гостиницу, впервые пообедал без всякого аппетита.

Эвальд, заметив его взволнованность, деликатно ушел в другую комнату.

День потускнел и погас. В темном ночном небе засветились редкие звезды. В номере стояла глухая, до боли в ушах, тишина.

Не включая света, Фини задумчиво сидел в глубоком кожаном кресле. Потом долго стоял у окна, заложив руки за спину, невидящим взором глядя на пустынную улицу.

Вернувшийся Эвальд, тихо ступая, подошел к коллеге, положил ему руку на плечо и от души сказал:

— Со мной было так же. Эти люди умеют опрокидывать установившиеся представления. Научитесь более спокойно переживать свое поражение, дорогой мистер Фини. Мы стоим сейчас с вами перед колыбелью огромной силы, которая родилась и расправляет плечи на просторах когда-то невежественной России…

6

К концу дня 22 февраля 1933 года в отделении легких молотов начались приготовления к пуску. Обстановка необычайно изменилась. Легкие молоты стояли молчаливые и величественные. По всей магистрали паропровода, поставленного на прогрев, мерно шипел пар. Струйки пара таяли в темно-фиолетовом сумраке. Монтажники из бригад Носова, Жукова и Звычайных тянули последние трубы, чтобы подключить острый пар от главной магистрали к молотам. Слесари-сантехники из бригад Маренина и Мамченко, закончившие подводку циркуляционной воды и отопление шаботов молотов, перешли на помощь паропроводчикам. Бригады слесарей Левицкого и Зайцева приступили к наполнению нефтепровода. В нагревательных печах производилось опробование форсунок: огонь то вспыхивал, то гас.

Теперь уже любому, даже неискушенному человеку было понятно, что не пройдет и суток, как все это сложное хозяйство — молоты, печи, обрезные прессы — начнет работать.

Фини стоял на лестнице, выходящей в цех из бытовых помещений. Целый день он не отходил от монтажников, а теперь, когда кончилась смена, а стало быть, и его рабочий день, можно было, как и прежде, позволить себе уехать в гостиницу, но он стоял и вглядывался в каждый уголок цеха, будто намереваясь надолго запомнить открывшуюся перед ним картину.

Да, как ни странно, ехать не хотелось. Казалось, сто́ит переступить порог дверей и уйдешь от чего-то большого, значительного, что потом может повиснуть грузом на совести. Представьте себе врача, который не пожелал бы присутствовать при рождении ребенка. А Фини был инженер, и здесь тоже происходило рождение, хотя и чужого, но нового инженерного творения.