Южный Урал, № 10

Стоял тихий июльский вечер. На горах лежал багряный закат, окрашивая вершины скал в розовые тона. Григорий Иванович остановил свой отряд на окраине Уржумки и в сопровождении командиров выехал в штаб 29-ой дивизии. Настроение у бойцов было приподнятое. Вскоре в сопровождении группы политработников Русаков возвратился обратно. Партизаны поднялись у костров и, повинуясь охватившему их чувству радостной встречи, дружно грянули:

— Да здравствует власть Советов!

— Ура!

Могучее эхо подхватило их голоса.

Митинг возник стихийно. Русаков слез с коня и поднялся на штабель дров. Провел рукой по волосам и долгим, внимательным взглядом посмотрел на партизан.

— Товарищи! Наша доблестная Красная Армия с помощью партизан освободила родной Урал. Под сокрушительными ударами колчаковцы откатываются в степи Предуралья. Наша задача — помочь Красной Армии добить врага, освободить города и села от белогвардейщины, выгнать их из Предуралья и Сибири, очистить от колчаковской нечисти и интервентов Приморье и сбросить противника в море…

Русаков сделал паузу.

— Командование дивизии поручило, — Григорий Иванович поднял руку и торжественно произнес: — занять Марамыш.

Русаков знал настроение своих партизан, их горячее желание освободить родной город от колчаковцев. И, как бы в ответ на слова командира, среди отряда началось движение и раздалось мощное:

— Да здравствует Красная Армия!

— На Марамыш!

Над Уржумом в вечерней тишине величаво полились звуки «Интернационала»:

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем —
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем!

— Да здравствует великое знамя нашей борьбы! Партизаны, вперед!

Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

Слово для приветствия от имени бойцов, политработников и командиров дивизии было предоставлено товарищу Фирсову. Григорий Иванович подал руку Андрею и помог ему взобраться на штабель

— Товарищи партизаны! Дорогие братья по оружию! — раздался четкий голос Андрея. — Над измученным Уралом все ярче и ярче светит солнце победы и настанут дни, когда вся наша страна освободится от белогвардейщины. Огромное значение имеет освобождение Урала от колчаковщины. Красная Армия с честью выполнила наказ Владимира Ильича Ленина, и Урал с помощью партизан стал нашим, советским. Мы на родной земле. Враг бежит и гнать его нужно без передышки, бить в Сибири, бить на Востоке, бить везде, где бы он ни появлялся…

Простые слова Андрея вызвали среди партизан большое оживление.

Митинг закончился в сумерках. Андрей Фирсов долго рассказывал Русакову о своей подпольной работе в Омске и Челябинске.

— Да многих уже нет в живых, — вздохнул он. — Погибли в колчаковских застенках Виктор, Нина, не слышно ничего об Иване Устюгове.

— А где Христина? — спросил Русаков. — Она ведь последнее время была в Челябинске.

Лицо Фирсова просияло.

— Григорий Иванович, Христина — теперь моя жена…

— Поздравляю, поздравляю, — Русаков крепко пожал руку Фирсову.

Летняя ночь коротка, и Русаков с Андреем не заметили, как стало светать.

— Ну, прощай, Григорий Иванович. Надеюсь, увидимся скоро, — Андрей бодро зашагал к штабу полка.

Всходило солнце. Русаков, провожая взглядом молодцеватую фигуру Андрея, долго стоял на углу улицы, пока тот не скрылся за большим домом.

Потеряв Челябинск, колчаковские части создали вокруг Марамыша сильные укрепления, и первая атака для Русакова окончилась неудачей. Сделав перегруппировку сил, Григорий Иванович стал нащупывать слабые места противника. Темной августовской ночью 1919 года несколько разведчиков под командой Осокина проникли в город. Колчаковские артиллеристы, расположившись возле своих орудий на площади, спали крепким сном. Ничто не нарушало ночной тишины. Лишь недалеко от батареи лениво жевали овес обозные кони, и порой раздавалось мерное похрапывание ездовых. Осокин шопотом подал команду своим людям, и те бесшумно стали подползать к батарее. В темноте возле орудий виднелись дремавшие часовые. Через дорогу на площадь из больших окон Фирсовского дома лился яркий свет.

Припадая к земле, разведчики ползли неслышно. Во мраке ночи все было спокойно. Но вот раздался приглушенный крик часового, затем послышалось падение тела. Не успев поднять тревоги, второй часовой почувствовал, что кто-то сильной рукой, зажав ему рот, клонит к земле. Недалеко захрапел конь и, тревожно поводя ушами, затоптался на месте. Снова все тихо. Только во дворе Фирсова загремел цепью пес и, хрипло тявкнув,, умолк. В ту ночь, сняв замки с орудий, группа Осокина благополучно вернулась в расположение своего отряда.