Южный Ветер

Квартира стала нагреваться и вываривать из себя кислород. Саша хотела умыться, но посмотрела на свое отражение и решила, что еще немного побудет накрашенной, поэтому намочила водой только грудь и шею. Она легла на диван и взяла телефон, чтобы почитать новости. Потом встала и походила по комнате. Сняла с полки книгу. Поставила на место. Музыка забивалась в квартиру через щели и стекла, а воздух почему-то нет. Саша залезла в холодильник, сунула туда голову и постояла так несколько секунд. Потом вытащила пакет с черешней. Налила воду прямо в пакет, поболтала ее внутри и выпустила в раковину. Вышла на балкон и закрыла за собой дверь. Навалилась на балконные перила и стала запихивать в рот сразу по три ягоды. Саша жевала черешню, жевала сразу по несколько штук, так что губы ее были красные и блестящие, сок вытекал из уголков рта, и Саша слизывала его языком. Она хмурилась и смотрела на людей возле машины, косточки складывала в ладонь, а когда их набиралось штук десять или больше, Саша зажимала по одной между большим пальцем и указательным и выстреливала вправо, пытаясь попасть в фонарный столб у подъезда. Сначала ничего не получалось, но потом Саша пристрелялась, и, когда она попала косточкой в столб шесть раз подряд, во двор впрыгнула полицейская машина.

Музыку сразу же выключили. Саша услышала, как орет цикада. Из машины вышел мент и стал что-то требовать и хамить. Девушки опустили головы, парни, все сразу, курящие и некурящие, встали между ними и участковым, заговорили что-то возмущенно про то, как можно включать музыку в это время, законом не запрещено, значит, можно, так даже в школе говорили. А мне не запрещено отвезти вас всех в отделение. На каком основании? Основание всегда найдется, хочешь, у тебя в кармане найдется?

Потом были еще какие-то неприятные слова, Саше стало скучно, да и голову напекло, поэтому она уже не вслушивалась и продолжила пулять косточками в столб, чтобы допулять их все и немного полежать. Красные «жигули» уехали, мент обошел свою машину и повернулся лицом к пенсионеркам. Пока он говорил женщинам, как они правильно сделали, что его вызвали, что это его работа – спасать граждан, а может, и призвание, Саша целилась в мента косточкой, будто хотела выстрелить. Он снял свою фуражку и увидел Сашу.

– Чего?

– Чего? – переспросила Саша.

– Саша?

– Саша! – Она пульнула косточкой в сторону мента.

– Спускайся давай!

Саша вытряхнула черешневые косточки на улицу, обтерла одну ладонь о другую, ушла с балкона, оставила его открытым, взглянула на Женю, который лежал уже на подушке и смотрел перед собой, быстро сполоснула руки в ванной, почему-то не посмотрела в зеркало, натянула кеды прямо на босу ногу, зашнуровывать не стала и спустилась вниз – в домашнем сарафане, слегка растрепанная, губы все в бордовом соке.

Однажды училка начальных классов придумала сделать доску позора и писать на ней имена тех, кто кричал на уроке, не сдал тетрадь, отказался счищать с линолеума жвачку, ел под партой булочку, принес в школу игральные карты. За одну провинность получали только выговор, за две – запись в дневнике, но если ты косячил постоянно, твое имя появлялось на доске позора. Сережино имя с нее никогда не стирали, как и Сашино, хотя в основном там отмечались мальчишки или, как тогда говорили, пацаны. Смысл доски позора был не очень ясен, пацаны иногда даже гордились своим именем на ней.

Поздоровались, Сергей назвал ее «Сашкой», и это было, в общем, ничего. Саша улыбалась, она пока не знала, какие чувства испытывает к Сергею, но почему бы и не улыбнуться.

– Где была? Я слышал, в Москве?

– Ага.

– Вот все в эту Москву едут, но там же жить невозможно. Помойка, большая деревня.

Говор Сергея был очень южным, гласные растягивались одинаково, что в начале слова, что в конце, а интонация уходила вниз, как будто чуть обиженно. Саша удивилась, что не замечала этого в детстве, хотя она, наверное, и сама говорила так же.

– Сереж, а ты откуда знаешь?

Саша поняла, что Сергей ей все-таки не нравится, хотя поговорить с ним почему-то хотелось.

– Так это все знают, только ты не знала, так а это, я думал, что ты уже сто лет как замужем, за каким-то москвичом богатым.

Сергей поправил свой ментовский ремень и шумно прогнал слюну через зубы.

– Нет.

Саша ответила без какой-либо эмоции.

– А чего, может, бросил?

Сергей достал из кармана плоский телефон, дорогущий, без царапинок, поместил его между большим и средним пальцами и стал прокручивать, как бы чуть подбрасывая. Саша тянула губы в ширину и молчала.

– А ты почти такая же тощая, как в школе!

– Ага.

– Ну чего, может, номерок мой запишешь? Вдруг проблемы возникнут, ну, или скучно станет.

Саша решила, что Сергей ее совсем бесит.

– Сереж…

– А?

– Телефончик-то в кредит взял?

Саша улыбнулась зубами. Сергей стер с лица все, что на нем было заигрывающего и приглашающего, сдвинул брови, осмотрел Сашу, сделал шаг назад. А тебя только деньги интересуют, да? Ага. Ладно, увидимся еще, москалька.