Южный ветер

Улику, подтверждающую, что дело обстоит именно таким возмутительным образом, удалось -- и весьма неожиданно -получить одним солнечным утром. Рыбак по имени Луиджи, подошедший на веслах к корме "Попрыгуньи" (морские твари всех родов и видов скапливались здесь, чтобы полакомиться швыряемыми с кормы за борт кухонными отходами), вонзил свою острогу в нечто, походившее на необычайно крупную и яркую темно-лазоревую камбалу. Ощутив прикосновенье металла, чудище ненатурально и совсем не по-рыбьи содрогнулось и съежилось, и к полному своему изумлению Луиджи вытащил на поверхность отодранный от женского платья лоскут, а именно, небольшую полоску небесно-синего crкpe de Chine(37). Горько разочарованный, Луиджи тем не менее принял случившееся с отличающей южан философичностью. "Сгодится моей маленькой Аннарелле", -- решил он. Названная девчушка, появившись на следующем празднестве в честь Святого покровителя острова с этим райского колера лоскутом, несомненно стала бы предметом зависти всех ее подружек, если бы при возвращении Луиджи на берег он не подвернулся вышедшему прогуляться мистеру Фредди Паркеру. Вследствие редкостного, по словам мистера Паркера, везения взор его остановился на мокрой тряпице; вследствие озарения, не только редкостного, но и единственного за всю его жизнь, он осознал истинную цену этой тряпицы как общественного документа. Пообещав рыбаку небольшую сумму (в тот миг Консул мелочи при себе не имел), он с триумфом оттащил восхитительную улику в Консульство, где уже известная нам особа принялась демонстрировать ее всем и каждому в подтверждение своей теории.

-- О чем тут еще говорить? -- обыкновенно вопрошала она. -- Может, конечно, он юнгу девочкой переодевает, но это уж, знаете...

Сидя на грубой пемзе, и неотрывно глядя на греховодницу "Попрыгунью", девственная белизна которой окрасилась на склоне дня предательским алым румянцем, мистер Херд перебирал в уме эти и прочие обрывки сведений. Они погрузили его в большую, чем обычно, задумчивость, в них чуялось нечто созвучное на миг охватившей мистера Херда потребности разобраться в собственных чувствах.

Одно он может сказать с полной определенностью. Огибать земной шар, барахтаясь в объятиях дюжины хористок, это не его идеал. Он был устроен по-другому. Он намеревался, с помощью Божией, провести закат своих дней на иной, более респектабельный манер. И воображение его нарисовало картину -мирный дом средь зеленых лужаек Англии, в котором он станет жить, предаваясь ученым занятиям и неприметно творя добро в окружении семьи и друзей: старых университетских друзей, друзей по Лондону, по Африке -- и новых, из подрастающего поколения, открытых, честно мыслящих молодых людей, которых он будет от всего сердца любить отцовской любовью.

Почему же ван Коппен не видит всей красоты таких устремлений?

А с другой стороны, говорил он себе, если человек и прячет подобным образом женщин -- в предположении, что они действительно существуют -- кто его за это осудит? Никакая женщина не может чувствовать себя в безопасности на Непенте, по которому разгуливают типы вроде Мулена. Несколько встреч на улице, несколько случайно услышанных отрывочных разговоров внушили мистеру Херду безотчетную неприязнь к этому иностранцу, чье отношение к нежному полу казалось ему достойным бродячего пса. Будь владельцем яхты Мулен, он только и делал бы, что фланировал со своими дамами по улицам. Американец же, принуждая их жить на судне затворницами, обнаруживает присущую его характеру стыдливость, почти деликатность, сознание обязанностей перед обществом, каковое, уж если на то пошло, должно счесть чертою характера, скорее похвальной.