Ива, Антония или Вероника

– Я так и думала, что ты не поверишь, – огорчилась Ника. – Ну хорошо… Я знаю это потому, что вечером семнадцатого января мы обе были здесь, Фло. Здесь, у тебя дома. Ты лежала с температурой. Неужели ты совсем ничего не помнишь?! Тони сказала, что ты звонила ей ночью из Щепнёва. Будто бы призналась в убийстве того мужчины. Но это невозможно! Ты не могла этого сделать, потому что мы с тобой были здесь!

– Та-ак… А кто ещё в курсе?.. – Я вцепилась в неожиданную добрую вестницу крепче.

– Кто ещё? Гм… – призадумалась Ника. – А-а! Часов в девять приходила соседка, такая седая, в платке, и попросила муку. Ты поискала, но не нашла, и так и ответила ей: муки нет.

– Ты серьёзно?!

Ника кивнула. Бровки упрямо нахмурились.

– Конечно.

Так, похоже, над моей головой тоже золотистым ореолом засияло алиби.

– Я приехала к тебе в четверть седьмого, – зачастила сестра. – Ты лежала с температурой и жутко кашляла. И я весь вечер пробыла с тобой. Если мне не изменяет память, почти до полуночи. А Тони с Ивой утверждают, что ты звонила им в двадцать два с чем-то. Но в это время ты была здесь, со мной, понимаешь?! Ты никуда не выходила. Ты не могла никуда поехать, никого убить и ниоткуда звонить! Мне тоже поступил звонок с твоего номера… Правда, заметила я его только утром – телефон валялся дома. Но это никак не могла быть ты, Фло!

В моём горле внезапно разразился пожар. Он взвился вверх, обдал щёки и уши.

– Ты очень выручила меня, Ника, – проговорила я пересыхающим от волнения языком. – И в тот вечер, и сейчас. У меня прямо камень с плеч упал! Только, прости… Это точно не сон? Ты иногда путаешь реальность с вымыслом…

Ника поспешно отвела взгляд в сторону, но тут же вновь взглянула на меня честными глазами и торопливо произнесла:

– Конечно нет, Фло. Это чистая правда!

Мне показалось, что в голосе сестры звякнула неискренняя нотка, но я отогнала это ощущение. Слишком хотелось поверить её исцеляющим словам.

Освобождённые, будто вырвавшиеся из плена, радость, лёгкость и свобода заплескались во мне, от макушки до пяток, и при виде смешной Вероники с замёрзшей покрасневшей пипкой нахлынула невообразимая нежность к источнику этой возрождённой лёгкости. Благодарность за исцеление была столь сильна, что подспудное чувство вины перед нею, далёкое, запертое глубоко-глубоко внутри, вместе с другими чувствами выпорхнуло наружу. И я поняла свою неосторожность лишь тогда, когда нежно коснулась маленького шрамика за её левым ухом. Я слишком хорошо помнила, где он находится.

Ника дёрнулась как от тока и задрожала. На её лице отразился ужас.

– Прости… – пролепетала я.

Она быстро-быстро заморгала и задышала часто и неровно, как будто ей не хватало дыхания.

– Прости… О господи… Простишь ли ты меня когда-нибудь?! – крикнула я в отчаянии.

– Мне пора, – внезапно заторопилась Ника, не ответив и пряча шрам глубоко под клетчатый шарф. – Я побегу.

Что-то нарушилось в этом дне. Злая тень прошлого рассекла его, отшвырнув нас, таких радостных и близких мгновение назад, по разные его стороны. Я осталась здесь, на скользком пороге коттеджа, а бедняжка Ника невольно снова окунулась в тот давно минувший кошмар,

всерьёз надломивший её психику.

Надо же, как надолго осталась та история в подсознании младшей сестры, если даже лёгкое прикосновение к шраму превращает её в запуганного ребёнка…

– Спасибо… – глухо пробормотала я.

Маленький милый колобок в полушубке вздрогнул и, не произнеся ни слова, покатился к калитке, а я смотрела, как Ника открывает дверь и по узкой тропинке переступает короткими шажочками дальше, к своему «ниссану».

Шероховатость глубокого подковообразного шрамика всё ещё чувствовалась на кончиках моих пальцев.

Машина Ники медленно развернулась, выбралась с обочины на дорогу, и оттаявшие мысли поплыли в голове.

Значит, семнадцатого я находилась дома, как минимум с восемнадцати ноль шести (звонок Батниковой) до полуночи.

С пятнадцати минут седьмого Ника была со мной.

Ива со своим вечно обостряющимся холециститом уже неделю лежит в больнице.

Тони только позавчера прилетела из Франции…

Но кто же тогда звонил с моего телефона в десять часов ночи из Щепнёва?..

А как определить, что звонок был именно из Щепнёва?.. Ведь это известно только со слов звонившей, той, что выдавала себя за меня…

Поднявшись на второй этаж, я медленно распечатала новую пачку Mellory, вытянула длинную сигарету, привычным движением сунула её в рот и закурила.

Значит, я весь вечер была дома и никуда не отлучалась. Но как в таком случае быть с убедительным рассказом Алекса, который якобы нашёл меня в сугробе с кровью на щеке? И которому я якобы сообщила, что убила мужчину в Щепнёве?..

Что-то сверкнуло в глаза. Отблеск фары…

Бегло взглянув на дорогу, я заметила вслед за «ниссаном-жуком» Ники исчезающую на повороте длинную тёмно-красную машину. Очень напоминающую «ауди».

Глава одиннадцатая