–Почему с нами не ешь? Отравить нас вздумала? – мать нахмурилась и швырнула ложку на стол, забрызгав чистую скатерть овсянкой.
–Не шуми, Снежана! Ну и шутки у тебя, – осадил ее отец. – И в самом деле, поешь, дочка, пока горячее. Что Верный-то расшалился?
–Ему в круп репьи впились, а на репьях – клочья звериной шерсти. Он боли да звериного запаха испугался. И откуда они там взялись – ума не приложу, – объяснила Ива.
–Откуда, спрашиваешь? А не ты ли сама их ему прицепила? Бегаешь весь день незнамо где, может, по лесу бродишь да звериную шерсть собираешь, недоброе замышляешь?
–Не выдумывай, Снежана! Что ты на девку-то наговариваешь! Чайку лучше выпей целебного, да с вареньицем, – уговаривал отец, но мать его не слушала:
–Не стану я эту отраву пить! Кто знает, что она сюда намешала!
Теплый вкусный хлеб застрял поперек горла. Ива как можно спокойнее ответила:
–Да это же сбор от кашля! Мята, мелисса, ромашка, чабрец, подорожник. Видишь, я и сама его пью, мамочка.
–Лесная ведьма тебе мамочка, подкидыш! – взвизгнула мать, сверкнув почерневшими глазами, и вскочила из-за стола: – Все! Сыта! По горло!
–Да ты бредишь, жена! Иди, ложись! – решительно оборвал ее отец и попытался утешить девочку: – Не обижайся на маму, Ива, это не она напрасные слова говорит, это за неё болезнь говорит.
Ива ответила не сразу: следила за тем, чтобы больная легла в постель и укрылась одеялом.
–Я понимаю, папа… Если мама лекарственного чаю не хочет, я ей молока с маслом и медом подогрею. Только кружку отнеси ей, пожалуйста, ты. Не буду ей на глаза попадаться, раз она на меня сердится. А я пока к Верному схожу.
Верный испуганно всхрапнул, когда Ива открыла дверь конюшни:
–Волк! Волк! Я умрууу! Ах, это ты, Ива…
–Верный, ты в безопасности. Рассказывай, как все было, – Ива успокаивающе погладила блестящую вороную гриву.
–Ах, к чему? Ты все равно не понимаешь лошадиного языка. И никто меня не понимает. Я так непонят и одинок… – жеребец печально вздохнул.
–Верный, я тебя понимаю. С кем ты, по-твоему, сейчас разговариваешь? – Ива, не привыкшая стоять без дела, тем временем поставила на место перевернутую поилку и налила в нее свежей колодезной воды.
–Сам с собой. Ибо я так непонят и одинок… – конь картинно закатил глаза к потолку.
–Я с тобой мысленно разговариваю. Я, Ива, дочь дриады, – девочка подсыпала ему корм.
–Дриады в лесу. Потомков дриад и людей не существует. Это все выдумки собачьи, на кои Дружок мастак, – продолжал упрямиться Верный.
–Верный, хватит попусту болтать! Рассказывай, как соседка Лилия незамеченная зашла в конюшню, почему Дружок её не облаял, почему ты ей позволил к себе подойти и репьи нацепить, – Ива принялась чистить лоснящиеся спину и бока скребком.
–Ах, не спрашивай меня – я и сам не понимаю… Вот здесь почеши, нет, правее… да! Всё было, как во сне. Только очень страшном сне. Сон сковал мои ноги и мешал двигаться, сон сжал моё горло и мешал ржать…Невероятная усталость и покорность жестокой судьбе охватили меня… Что же касается Дружка… Несмотря на свою очевидную примитивность, это косматое лающее создание явно поддается магии вампира, – Жеребец прервал свою тираду и презрительно посмотрел на Иву: – Ах, девочка, как же ты глупо выглядишь, напуская на себя такой вид, словно можешь меня понять! Моя страдающая, мятущаяся душа – загадка для всех…
–Ну и болтун же ты, Верный! Да все складно говоришь, по-учёному! И где ты таким речам только научился? – спросила Ива, расчесывая частым гребнем густую гриву.
–Ну, разумеется, не в вашей деревне! – презрительно фыркнул конь и отмахнулся пышным хвостом, – Я получил изысканное воспитание на конюшне моего барина. Я возил его прекрасный экипаж по улицам города, а иногда он катался на мне верхом. Но по роковому стечению обстоятельств мой барин проигрался в карты и продал меня… А твой отец купил на ярмарке, но не оценил моего благородного происхождения и редкостной красоты. Так я сменил большой город на забытую всеми деревню, почётную службу на рабский труд, изящный экипаж на вульгарную телегу, дорогую упряжь на презренное ярмо, а восточные благовония на запах навоза… Но зачем я всё это рассказываю? Только травлю себе душу. Ни поддержки, ни понимания я от тебя не дождусь…
–Морковки хочешь, страдалец? – усмехнулась Ива.
–Морковкииии? Конечно! – заулыбался капризный конь.
Ива заторопилась к дому. Надо отнести каши с молоком доблестному сторожу Дружку, обещанную морковку никем не понятому Верному, заварить свежий целебный чай для мамы, да и самой поесть бы не мешало. Потянулся бесконечно долгий день, полный забот и тревог.
Укушенная вампиром мама то беспокойно дремала, то ворочалась и заходилась в кашле. Лекарственный чай она наотрез отказывалась пить, от еды отмахивалась – дескать, коварная приёмная дочь решила ее отравить. Наконец, отец уговорил её принять из его рук кружку теплого молока с медом. Обессилев от препирательств, Снежана опять забылась поверхностным сном, не приносящим отдыха и восстановления сил.
Лев вернулся только ближе к полудню. Он небрежно поставил ведро с уловом, расплескав воду на чистый пол: