Ива. Учиться - не напасть (СИ)

Непривычно громкая музыка и людской гомон оглушали. Особенно когда на сцену вышла группа парней разной национальности и, разобрав инструменты, начала делать вид, будто производимые ими звуки имеют самое непосредственное отношение к музыке. Первые десять минут эта какофония под аккомпанемент восторженного воя слушателей вызывала у Ситары исключительно нецензурные чувства и желание лично прирезать всех музыкантов. Но чем дольше она сидела за барной стойкой, вертела в руках благоразумно прихваченный со стола стакан с минералкой и слушала хрипловатый голос вокалиста, тем больше ей нравилась и мелодия, и текст, и даже барабаны с гитарами. Эта музыка идеально подходила её безумной жизни, неспокойному, враждебному миру вокруг и извечному вселенскому хаосу. Маленькая планета вертелась с сумасшедшей скоростью, дёргалась и подпрыгивала как те люди перед сценой и едва ли замечала, что творится за пределами её атмосферы. Вся в себе, в бесконечной погоне за удовлетворением мимолётных желаний, за исполнением сиюминутных капризов, в отчаянной, тщетной попытке продлить своё существование. И если часть её обитателей станет уверять, что жизнь пуста, никчемна и лишь смерть прекрасна и истинна, то от прочих беспечных бабочек они будут отличаться только сменой капризов и желаний. Сама по себе эта жизнь, мир вокруг не так уж и сложен, сложно и непонятно людское существование, ими же, людьми, и придуманное. А там, за границами их набитого всем подряд и ничем толком мирка, всё просто…

— Привет.

Естественно, за грохотом музыки она не услышала, как он подошёл. С неохотой оторвалась от своих размышлений, посмотрела искоса на облокотившегося на стойку лохматого парня с лезущей в серые глаза светлой чёлкой. Тот самый, приведённый Брином в качестве кавалера для Ивонны. Бормотал какую-то чепуху о глазах, клейме и сошках.

— Ты ведь Ситара, подруга Ивонны, верно? — уточнил парень. — А я Фрай.

Девушка отвернулась. Разговаривать с явно отвергнутым — а иначе чего он тут толчется в одиночестве, а не увивается за Ивонной? — чужим ухажёром ей совсем не хотелось.

— Я смотрю, ты в дионовской униформе, — отметил очевидный факт Фрай, присаживаясь на соседний стул. — Тоже магичишь?

Ситара промолчала. Парни её не интересовали. Им подавай красоток, поцелуи с языком и занудливое времяпрепровождение вдвоём. Такие, как Ситара, им не нравились, сама же Ситара нравилась им ещё меньше. Да и не желала она играть в «любовь», фальшивую, поверхностную и быстро забывающуюся. Мама с папой любили по-настоящему, сильно, искренне. Они на многое пошли ради чувств друг к другу, пожертвовали практически всем, что у них когда-то было, и продолжали бороться за своё счастье. А что знает о любви этот Фрай? Наверняка любовь для него — перепих по-быстрому на заднем сиденье машины. А Ситара не собиралась соглашаться на меньшее, чем есть у её родителей.

— Впрочем, если ты из пансиона, значит, магичишь, — не дождавшись ответа от девушки, прокомментировал парень. — Почему люди рождаются волшебниками? Кто даёт им этот их дар? Почему одни становятся магами, а другие нет?

Ситара искренне посочувствовала Ивонне. Трудно винить её за то, что она отшила горе-кавалера.

— Вот ты чувствуешь себя особенной, избранной? — внезапно начал допытываться Фрай. — Ощущаешь, что ты предназначена для чего-то великого?

О чём он там без конца бормочет? Да ещё и наклоняется, придвигается поближе, силясь рассмотреть её полускрытый волосами профиль. Пальцы машинально стиснули стакан.

— Мне иногда кажется, что боги ошиблись, сделав меня простым смертным. Будто меня ждало великое предназначение, но где-то наверху произошла ошибка, кто-то что-то перепутал и вот я тот, кто я есть. Я словно голодный, который видит еду в витрине магазина, но ему не на что её купить, она ему недоступна, и он может лишь пускать слюни, обречённый до конца дней своих видеть все эти деликатесы только через стекло.

Пространный монолог раздражал. Парень всё настойчивее пытался заглянуть ей в лицо, чуть ли не ложась на стойку, а ей всё труднее было сохранять непроницаемое выражение. Чтобы хоть куда-то деть лишнюю энергию, она сильнее сжала стеклянную тару.

— Ты стесняешь? — вдруг сменил тему Фрай, и пальцы девушки ощутили пустоту. Звон треснувшего и рассыпавшегося на осколки стакана утонул в тягучих гитарных ритмах, остатки минералки лужей растеклись по столешнице. — Ты разбила стакан, — сообщил парень, глянув на её руки. — А почему ты носишь перчатки?

Ситара резко повернулась к нему, всё-таки решив послать открытым текстом, раз уж «ухажёр» не понимает языка тела, но Фрай посмотрел ей в глаза, впервые и прямо, не вскользь, и замер. Выражение его веснушчатой физиономии стало ошалевшим, испуганным, точно он увидел не глаза девушки, а всю её жизнь.

— Ты… ты… — выдавил парень и отшатнулся. Не удержался, слетел со стула, попутно оный опрокинув, распластался на полу и даже там попытался отодвинуться, таращась на Ситару обуянным паническим ужасом взором. — Ты… ты полукровка… твои руки… — трясущийся перст указал на перчатки. — Они…