Но боль потихоньку затихала, затихала и затихла. Рита все смелее и смелее зашагала в сторону Голодаевки. Погода была пасмурная, но осадков не предвиделось, слабенький морозец приятно щипал щеки, и если бы не та резкая боль в подреберье, которая, хоть и прошла, но оставила неприятный осадок, — все было бы чудесно. Рита, мысленно успокаивала себя, многократно произнося одно и тоже, как заклинание: «Я не больна, я не больна, со мной все в порядке. Я проживу еще много лет, только не надо сдаваться, я не больна, я не больна».
Уже полгода как Рита Ивановна ушла на пенсию. Проводили ее с почестями, много лестных слов было сказано. Конечно! Почти тридцать лет в одной школе! А дети, какими были дети! Рита сидела одна за журнальным столиком, нарядная, красивая, и плакала; букеты цветов закрывали ее лицо, и только когда ей надо было что-то сказать, она быстро брала себя в руки, и как ни в чем не бывало, говорила радостным голосом:
— Спасибо, милые, спасибо, родные, дай Бог вам счастья!
И вот теперь она одна. Никому не нужная, всеми забытая. Борется, как может, со своими недугами, и к врачам обращалась, и травами лечилась, и, вот как сейчас, к бабкам хаживала. Вот и последняя, довольно широкая и глубокая впадина, которую нужно преодолеть, прежде чем окажешься на большаке, ведущем к районному центру.
Рита, осторожно переступая ледяные пролеты, уже почти миновала впадину и стала подниматься на пригорок, как вдруг прямо перед собой, в нескольких десятках метров, увидела волка. Он стоял и смотрел в ее сторону. Она не была трусливой, во время войны работала в подполье, но сейчас, в этой безлюдной степи, один на один с волком, растерялась. Остановившись, Рита только и успела себе приказать: «Спокойно, стой и не двигайся!»
Мельком брошенным взглядом отметила, что волк один. Несколько секунд они стояли друг против друга, потом волк медленно пошел в сторону леса, черневшего на горизонте. Рита подождала, пока он удалился на приличное расстояние, и ускоренным шагом вышла на большак.
И вот именно сейчас ей так ясно вспомнился тот последний вечер и последующий день, который провела она с приговоренными к смерти подпольщиками. Какое великодушие! Немцы разрешили им провести эти часы с близкими и родственниками, а на следующее утро обреченные, которые практически ничего еще не успели сделать, были построены друг за другом вокруг колодца и по команде «Марш!» им стреляли в затылок, а сзади идущий должен был бросать убитого в колодец!
И стреляли наших парней и девушек наши же русские полицаи, а немцы стояли в стороне и улыбались. В числе приговоренных могла оказаться и Рита, но, к ее счастью, не все списки оказались в руках немцев. И только братья Романенковы были увезены в Голодаевку и там расстреляны. Часто Рита думала об этом и все не могла понять: за что же погибли эти парни и девочки? Кто их помнит? Да никто, кроме их родителей, которые после войны обходили все инстанции, но, так ничего и не добившись, соорудили за свой счет общий памятник с деревянной пикой — и все. А сейчас село развалилось, и памятник исчез.
«Вот так бы и я, — думала, шагая, Рита, — давным-давно сгнила бы в заброшенной земле, а я даже сейчас не хочу умирать — волка испугалась!»
Уже третий час шла она — и всего каких-то десять-двенадцать километров!
А кругом бескрайние степные просторы. Донская степь не отличается равнинностью. Оврагов, правда, мало, но зато балки такие огромные и глубокие, что идешь-идешь и, кажется, конца и края им не будет. Может, когда-то по ним неслись огромные глубоководные реки, а может, просто сюда отрогами выходили горы Карпаты, переходя в Донецкий кряж, — кто его знает! Да об этом, наверно, никто и не думал. Не думала и Рита Ивановна, она просто шла и шла, вспоминая пережитое. Изредка, бросая мимолетные взгляды на черные глыбы перепаханного поля, Рита не могла отделаться от горьких воспоминаний о тех давно погибших подпольщиках. «Какая несправедливость! Ведь они хотели, чтобы люди жили лучше, а что получилось? Пропали целые села, исчезли с земли, и где? На самом лучшем черноземе — святой земле, где и камень прорасти, обязан», — думала Рита, переступая с кочки на кочку.
И вот, наконец, весна! Май месяц. В Крым она приходит значительно раньше других районов страны, но бывает не очень то тёплая и затяжн6ая. Но в сегодняшний день было тепло и солнечно. В школе, где теперь работал Иван, были полёты. Направленные из военкомата допризывники совершали прыжки.
Двукрылый, десятиместный, ласково называемый среди парашютистов «Аннушкой», самолет «АН-2», натружено гудя моторами, медленно полз все выше и выше. Внизу проплыло ровное поле аэродрома, блеснула изгибами асфальтовая дорога Симферополь-Керчь, ровные ряды виноградников, и, наконец, над Феодосийским заливом самолет, набрав высоту, сделал крутой разворот и лег на обратный курс.