Иван вывел мотоцикл, проверил бензин в баке и только потом покатил в сторону орешника. Солнце пекло нещадно. Даже на мотоцикле не чувствовалось прохлады. Разогретый воздух бил в лицо, его горячие потоки над холмистой местностью образовывали миражи, то похожие на плескавшуюся воду, то на всполохи пожарищ. Наконец, орешник. Иван сначала объехал его вокруг, но ничего не заметил, с высоты холмов не просматривалось ничего, и наконец, он, увидев тропинку, свернул на нее, и мотоцикл, медленно скользя по булыжникам, иногда закидывая заднее колесо, начал спускаться вниз. И тут Ивану послышалось блеяние козы. «Откуда тут коза?» — подумал Иван, заглушив двигатель, прислушался. «Помогите-е-е!» — неслось снизу. Тоненький, почти детский голосок, явно сквозь слезы, взывал о помощи. «Эге-гей! — громко закричал Иван. — Сейчас иду!»
Вниз спустился быстро, но тут начинался такой бурьян, что мотоцикл с трудом проламывал его, неся Ивана к предполагаемому месту.
— Где вы?! — заглушив мотор, закричал Иван и даже вздрогнул, услышав прямо над головой:
— Да тут я, над вами.
Глава третья
В середине мая, после долгого молчания, пришло, наконец, письмо из Смоленска. Настя была дома одна, когда позвонили с почты. В трубке пропищал голос девушки: «Анастасия Макаровна, вам тут письмо, можно я сейчас принесу?»
— «Неси, неси… это ты, Дуся?» — узнала по голосу Настя.
«Я, тут мамку подменяю».
— «Ну и молодец, неси, я буду дома».
Дуня — длиннокосая, статная, с рыжей, почти красной косой через несколько минут уже стояла во дворе Сердюченко, где ее поджидала Настя.
— Ух, ты, какая красивая! — сказала Настя, забирая письмо. — Небось, и жених уже есть?
— Да что вы, Анастасия Макаровна, рано еще о женихах-то думать!
— Не верь, не верь ей, сказала, отрывая калитку, Людмила, — есть у нее жених — Васятка Уткин, видала, как они миловались в клубе.
Дуня сверкнула серыми глазами на вошедшую Людмилу и, ничего не сказав, выбежала на улицу.
— Зачем ты ее так, ведь подруги вы, — сказала Настя.
— Были подруги, да сплыли.
— Чего ж так?
— Да ладно! Письмо-то откуда?
— Из Смоленска, давай прочитаем.
Людмила вскрыла конверт и начала читать: «Извините за молчание, — писал кто-то ровным почерком, — дело в том, что долго и тяжело болела Валентина Васильевна и к нашему великому горю умерла на прошлой неделе. А по сути вашего письма теперь отвечаю я, Сергей Сергеевич Сердюченко, мы вместе с бабушкой тогда были в Благовещенске в училище. Страшно подумать, что Валентина Васильевна, которую немцы дважды расстреливали, и выжившая тогда, теперь умерла. А мы не теряем надежды все же, как-то встретиться с вами, а как представим расстояние, то просто страх берет». Дальше перечислялись имена всех Сердюченко, которые жили в Смоленской области и кому они кем приходятся. «Из вашего письма мы узнали, — писал Сергей, — что у нас есть еще два дяди — Яков и Виктор и у них есть дети Иван, Владимир и Люда, шлем им привет». Тут Люда многозначительно подняла палец. «А вот у нас, — читала она дальше, — пятеро, разных по возрасту, ваших братьев и сестер, может, хоть они когда-нибудь встретятся. Пишите, будем очень рады».
Пришел с работы Виктор Иванович и с наигранной веселостью сказал:
— Ну, мать, можешь меня поздравить — я пенсионер, сегодня проводили с почестями!
— Куда там — пенсионер! — засмеялась Люда. — Выглядите моложе моего отца, вам еще до пенсии, как мне до окончания школы.
— Ну да, сравнила. Тебе до окончания школы два года, — сказала Настя, — а пенсионер — вот он; поздравляю тебя, папочка, — и она, поднявшись на носки, чмокнула мужа в щеку. — Хоть бы нагнулся немножко!
Людмила также поздравила дядю и сказала:
— Был бы Ванечка здесь — пир бы устроили.
— А что, мы и сейчас можем, — сказал Виктор.
— Да нет, вот письмо из Смоленска, почитай.
Виктор сел на сруб колодца и стал читать.
— Люда, ты могла бы про письмо и попозже…, — упрекнула ее Настя.
— А что тут такого? Подумаешь, какая-то бабка умерла. Так им и положено умирать.
— А если вот я умру?
Люда округлила глаза:
— Да разве можно сравнить?!
— Но я ведь тоже бабка.
— Бабка да не бабка, вот если у Ивана детки будут, вот тогда да, но и то вы же нам родненькая бабуля.
И Людмила всем телом прижалась к Насте.
— А ты и вправду уже невеста, глянь, как оформилась, — сказала удивленно Настя.
— Ну что же, жизнь есть жизнь, — подытожил, прочитав письмо, Виктор.
— Тем более, сначала за упокой души доброго человека, а потом — за окончание трудовой деятельности Сердюченко Виктора Ивановича.
— Ты только посмотри на нее, — будто не слышала, что сказал Виктор, продолжала Настя, показывая на Людмилу, — прям хоть завтра замуж, округлилась-то как.
Виктор глянул сверху вниз на Людмилу и сказал:
— Нет, ноги еще не окрепли, а так фигура — класс, бегать надо побольше.
— Подумаешь, не окрепли, да я могу хоть сто верст отмахать, — фыркнула Людмила.
— А вот скоро отец с матерью за тобой прикатят, и где ты там эти версты отмахивать будешь? По Красноярску, что-ли?
— Дядя Витя, и что же я вам плохого сделала? Не хочу я в Красноярск, тут жить буду!
— Ну что ты с ней сделаешь?