Иван Безуглов

- Да, это было бы лучше во всех отношениях, - задумчиво сказала Таня. - Сегодня они с Тютчевым спорили до хрипоты. Но Иван - я впервые видела его таким сердитым... Знаешь, что он заявил Феде? Ни под каким видом не хочет он нарушать нового закона о том, что все русские предприниматели не имеют права хранить средства за рубежом. Я, признаться, была на стороне Феди. Никогда не знаешь, какого нового сюрприза ожидать от нашего правительства... Но Иван настаивал на том, что принципы ему дороже любого риска, а его принцип - соблюдать законы той страны, в которой он живет.

При упоминании имени Феди Тютчева Света порозовела и незаметно вздохнула. Молодой предприниматель, верный ученик Ивана Безуглова, иногда заезжал в их скромную квартирку, чтобы в субботу или поздно вечером забрать Таню в офис. Выпускник естественного факультета, он был незаменимым помощником Ивану во всем, что касалось металлов, удобрений, каучука - и с каждым месяцем набирал деловую хватку, умение оценить рынок, разобраться в надежности партнера. Не одна из идей, благодаря которым богатела брокерская фирма "Иван Безуглов" принадлежала этому не по летам сообразительному, коротко стриженому усатому пареньку, по широкому русскому лицу которого, по чуть раскосым глазам было бы трудно угадать одного из тех людей, в ком, несомненно, лежало будущее деловой России. Приезжая к девушкам, он всякий раз привозил Свете то коробку конфет, то букет роз и та глядела на него с неизбывным волнением. Но эти свидания были так кратки! Сама же она легко одолевала соблазн позвонить Федору. В этом неопытном сердце было много настоящей гордости.

- Ну что же, - Таня допила свой кофе и стала быстро загружать посуду в моечную машину - недавний подарок фирмы. - Давай отдохнем с тобою, сестренка?

Выключив мягкий свет на кухне, сестры прошли в гостиную и Таня открыла крышку фамильного "Блютнера". В прошлую субботу, стараниями слепого настройщика, рояль снова стал звучать ласково и стройно, как в незапамятные годы. Своего любимого Вивальди Таня умела играть наизусть, а сейчас к ней присоединилась и сестра. В четыре руки играли они, проникаясь чистой музыкой, ту пьесу, которая лучше всех сочеталась с их хорошим настроением, с их дружбой, с ничем не омраченным будущим, казалось, лежавшим перед двумя честными, трудолюбивыми, миловидными русскими девушками. Божественные звуки "Весны" из "Времен года" доносились на лестничную клетку, на улицу, где молчаливые звезды сурово созерцали запущенный, небогатый рабочий район, кое-как застроенный неряшливыми стандартными домами. А в этой чистой квартирке был оазис другой жизни, светлых надежд, красоты, обаяния, высокого искусства. Сестры играли на рояле почти каждый вечер, и не один поздний прохожий, бывало, изумленно поднимал взгляд на ничем не примечательные окна за малиновыми шторами, останавливался, заслушиваясь чудной мелодией.

- Мне кажется, Иван увлечен тобою, - вдруг сказала Света, когда сестры, еще полные счастья от встречи с музыкой, уселись на обитый мягким коричневым плюшем диван в их крошечной гостиной.

- Не знаю, сестренка, - вздохнула Таня. -  Мне нелегко читать в его сердце. Иногда, как сегодня, он бывает так внимателен, так ласков, а порою кажется мне не человеком, а сущей машиной для бизнеса. Мы видимся почти каждый день, но сегодня он впервые за два года позвал меня пообедать без деловых партнеров, едва ли не впервые мы говорили не только о службе... И вот это... - она протянула сестре аметистовый браслет, сверкнувший фиолетовым и серебряным в свете лампы из-под зеленого абажура. - Как ты думаешь, что это может означать? Намек ли на то, что нас связывает не только общее дело, или просто благодарность предупредительного босса верному служащему?

- Какая прелесть! - не удержалась Света. - Ты знаешь, он что-то напоминает мне. Погоди...

Она подошла к комоду и, достав старинный фотоальбом, уверенно раскрыла его на знакомой странице. С пожелтевшей фотографии на твердом картонном прямоугольнике, украшенной золотой надписью с именем фотографа, смотрела молодая женщина, удивительно похожая на обеих сестер, но одетая по моде начала века в пышное атласное платье с высоким воротом, со строгой прической и взглядом, исполненным внимательной нежности.

- Света! - поразилась Татьяна. - Не может быть! Как я могла забыть об этой фотографии!

На правой руке графини Петровско-Разумовской, покоившейся у нее на коленях, был ясно виден точно такой же браслет, как у Тани. Ошибиться было невозможно. А ведь мать рассказывала дочерям, что браслет этот изготовила фирма Фаберже по особому заказу, на годовщину свадьбы графини. Нью-йоркское украшение, конечно, было недавнего происхождения, но где взял неведомый ювелир образец для подражания? Неужели это одно из тех совпадений, в которых виден промысел сил, неведомых ни Ивану Безуглову, ни Тане?