Иван Безуглов

Старинные бронзовые часы в гостиной хрипло пробили одиннадцать. Иван утомленно откинулся в рабочем кресле, массируя уставшую шею, потом, не удержавшись, налил себе еще бокал шампанского. Долгий, долгий день! Всего минут за пять до боя часов он поставил последнюю точку в исправленном контракте на мониторе компьютера, и поспешил записать его в память - в последние месяцы в Москве все чаще происходили перебои с электричеством. Завтра, ровно в девять тридцать утра, его уже ждали окончательные переговоры. 

Он нажал на несколько клавишей компьютера, и из лазерного принтера с мягким шуршанием одна за другой поползли убористые страницы.

Странная вещь - бизнес, думал Иван. Не поразительно ли, что из неприметного арбатского особняка исходят сигналы, приводящие в движение людей на всех концах земли, поселяющие в одних - надежду, в других - радость, в третьих - отчаяние.  Пожилой сибирский охотник, в глухой тайге кривым ножом обдирающий мохнатое чудовище, вряд ли догадывается о том далеком пути, который сужден этой внушительной шкуре. И коллекционер в Монреале или Калифорнии тоже вряд ли когда-нибудь узнает, что украшению, раскинутому на полу своей гостиной, он обязан гению Ивана Безуглова - одного из тех, кто всегда стоит в тени, но заставляет мир плодотворно работать.

Но эти мысли недолго занимали Ивана, предпочитавшего действие любым размышлениям, пусть даже самым высоким. До полуночи, когда он обыкновенно ложился спать, оставался еще час, и Безуглов, всегда державший свое слово, решил выполнить данное Анне обещание. Он достал из кейса увесистый сценарий, элегантно переплетенный в вишнево-красную кожу, и раскрыл его на первой странице.  Этот знакомый шрифт он узнал бы из тысячи - так приятно было читать отчетливый, похожий на типографский, текст, напечатанный на таком же лазерном принтере и таком же "Макинтоше", как у него.

Однако страницы через две он со вздохом отложил рукопись. Да, Анна не кривила душой - у нее с неведомым соавтором была благородная цель. И как дальновидно поступили они, обратившись к нему за помощью! Но он сердцем чувствовал в сценарии какую-то главную фальшь, нечто, выдававшее в авторах людей неопытных и даже в чем-то наивных. Разумеется, размышлял Иван, захватывающего фильма не снять без того, что называется романтикой. Нельзя не положить в его основание какую-то любовную историю. Но разве жизнь бизнесмена вертится вокруг любви? Нет, у него есть более серьезные заботы. Вольно бездельнику Татаринову на своем вольном монреальском досуге измышлять волнения страстей, одолевающие его поэтически настроенного героя, который после трудового дня не ложится спать без томика стихов. Жизнь гораздо сложнее. Непременно надо будет отдать рукопись Баратынскому, одаренному сухим, острым умом. Пусть сделает на полях, как это он отлично умеет, свои издевательские пометки.

Иван с глубоким вздохом скользнул взглядом по книжным полкам. Как всякий русский, он любил книги, и собрал порядочную библиотеку, в которой были не только романы Толстого и пьесы Чехова, но и философские труды. Увы, книги эти уже начинали покрываться пылью.

Он вспомнил, как Анна сегодня днем, стоило только Тане выйти из кабинета, завела с ним странный разговор.

- Вы, бизнесмены, можете осчастливить человечество материальными ценностями, - она потряхивала густыми волосами цвета воронова крыла, и в глазах ее, похожих на спелые маслины, поблескивало что-то цыганское, - но разве этого достаточно для полной жизни?

Иван растерялся. А знаменитость, наслаждаясь свежим "эспрессо", смотрела торжествующим взглядом.

- Взять хотя бы вас, Иван, - продолжала она, - окруженного преданными товарищами, алчными конкурентами, житейской роскошью. Наверняка у вас давно уже есть интрижка... хотя бы с этой тощей, белобрысой, которая принесла нам этот - надо сказать, замечательный - кофе и несет чушь про какие-то котировки... Но знаете ли вы страсть? - она, казалось, не замечала протестующих жестов хозяина кабинета. - Знаете ли вы это страшное и сладкое чувство, рядом с которым бледнеет любой бизнес? Знаете ли вы, - она посмотрела ему прямо в глаза, - как давно забытое чувство, возвращаясь, становится всепожирающим пламенем? Может ли ваша белобрысая и плоскогрудая - как ее зовут, Таня, кажется? - внушить что-либо, хотя бы отдаленно похожее на страсть?