Иван Безуглов

- Если с вами что-то случится, то нас будет весьма легко обнаружить. Вряд ли вы так неосторожны, что не предупредили своих сотрудников. Если же мы вас отпустим живыми и невредимыми, то вы дадите слово, что позволите нам скрыться.

- Вы думаете, что я не нарушу своего слова?

- Мы слишком хорошо знаем Ивана Безуглова, - обычная наглость в голосе Зеленова уступила место чему-то похожему на уважение. - Кроме того, вы бизнесмен. Мы тоже. Нам заплатили неплохие деньги в американских долларах за то, чтобы совершить с вами невинную загородную прогулку. И мы ее, я уверен, совершим. А инструкций убивать вас, господин Безуглов, нам не давали. Мы уважаем российские законы.

Иван похолодел. Он вспомнил, что в российском уголовном кодексе до сих пор не было статьи, карающей за похищение. Иными словами, мерзавцы, преследующие свои темные цели, еще и останутся безнаказанными...

Но времени на размышления не было. Ведь Тане грозила опасность! Он медленно вынул руки из карманов и пошел к автомобилю, весь охваченный - не страхом, нет, только волнением и тревогой.  Он всматривался во тьму, пытаясь угадать на заднем сиденье микроавтобуса очертания Тани, но шторы внутри машины были задернуты. Зеленов, издевательски усмехаясь, приоткрыл скрипучую, помятую дверь - и вдруг из темноты автомобиля прямо в глаза Ивану брызнуло туманное облачко, от которого все его могучее тело вдруг мгновенно охватила неожиданная слабость. Он зашатался, но упасть ему не дали. Чьи-то волосатые мускулистые лапы, пахнущие крепким табаком и машинным маслом, ухватили Безуглова с двух сторон под мышки и затащили в машину, а там - бросили на заднее сиденье, рядом с бесчувственной Таней, которую пятнадцать минут назад заманили в ловушку тем же нехитрым способом. Он успел почувствовать, как на его запястьях защелкнулись отвратительно холодные жесткие наручники - и потерял сознание.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Высокое небо на востоке уже начинало чуть заметно светлеть. В искривленных ветвях старых яблонь, уже просыпающихся навстречу новой весне, щебетали первые малиновки, щеглы и другие незатейливые русские птицы. В уютном дачном поселке в сорока милях от Москвы было совершенно пусто. Давно погасли последние огни в деревянных, окруженных садами загородных домах, замолчали неугомонные сверчки, и только от железной дороги порою доносилось тяжелое громыхание дальнего товарного поезда.

В окнах небольшой дачи, стоявшей на краю поселка, у самой березовой рощи, тоже было темно. Однако любопытный прохожий быстро заметил бы неладное - сорванную с петель дверь, выбитое окно. А если бы он постоял у дачи чуть подольше, то, возможно, услышал бы и приглушенные стоны, доносившиеся из глубины дома. Однако ни любопытных прохожих, ни даже каких-либо иных в поселке не наблюдалось, а значит, некому было и прийти на помощь Ивану и Тане, брошенным на произвол судьбы коварными политруками.

Часам к четырем утра Таня уже пришла в себя. Иван же, обычно такой стойкий и неутомимый, поддался действию неведомого отравляющего вещества, и лежал на дощатом полу неподвижно, погруженный, казалось, в глубокий сон.

"Что делать? - подумала она в тревоге. - Пытаться привести в чувство Ивана или сначала освободиться самой?"

На даче стоял нежилой запах отсыревшего дерева и тлена. Даже при неверном свете луны, падавшем в разбитое окно, Таня различала багровые следы на том месте, где ее прелестные тонкие запястья были туго перехвачены грубой веревкой. Однако похитители, судя по всему, давно уехали в город. Таня еще раз бросила взгляд на Ивана, и ее глаза наполнились теплыми слезами жалости к этому человеку, которого ей никогда до сих пор не доводилось видеть в минуты слабости.

Впрочем, слабость ли это? Ведь в лапы похитителей простодушного Ивана привело его собственное мужество Это могучее тело в наручниках, бессильно распростертое на некрашеных досках, вызывало у нее только одно желание - привести его в чувство, помочь освободиться, снова увидать в его глазах знакомый энергичный огонек. Пытаясь повернуться во сне, Иван издал жалобный стон. Сердце у Тани разрывалось от нежности, но она только вытерла слезы рукавом джинсовой куртки и решительно тряхнула головой. Если сейчас разбудить Безуглова, то он будет страдать еще больше от невозможности помочь ей. Она наклонилась к веревке и принялась зубами ослаблять узел, на совесть завязанный политруками.