Иван Болотников

Шумно в шатре Казы-Гирея. Бранятся меж собой мурзы и темники, воет в углу Бахты-Гирей с отрубленной рукой.

Тургадуры стоят с саблями наголо, окружив походный трон повелителя.

Казы-Гирей молчит. Он мрачен, зол и растерян. Он слушает визгливые запальчивые выкрики военачальников и нервно барабанит пальцами по эфесу кривого меча…

– Мы потеряли почти половину войска. Джигиты уже не верят в победу. Поход неудачен, правоверные!

– Урусы торжествуют. Они палят из пушек. Мои тумены не хотят больше идти на урусов.

– Мы сделали ошибку, позволив коназу Федору отойти к Москве.

– Аллах отказался от тебя, повелитель. Близка наша погибель.

При последних словах Бахты-Гирея хан поднялся из кресла и яростно полоснул клинком по шелковой занавеси. Мурзы примолкли.

– Я два часа слышу вашу трусливую брань, презренные! Завтра я сам поведу войско и мы сломаем урусам хребет! – прокричал повелитель.

Молчаливо сидевший Сафа-Гирей подумал о хане:

«Как всегда, лукавит Казы-Гирей. Никогда не видел, чтобы он в битвах воинов за собой водил. Хан привык загребать добычу чужими руками».

В наступившей тишине перед шатром вдруг послышалась злобная, звучная брань иноверца.

Караульный тургадур известил хана:

– Джигиты поймали уруса, мой повелитель.

– Впустите его.

В окружении тургадуров в ханский шатер ввалился здоровенный бородатый урус со связанными руками. Левый глаз его был выбит, кафтан изодран в клочья, с правой руки капала на мягкий ковер кровь.

– Он только что тайно проник в лагерь и убил мечом десяток джигитов, – пояснил вошедший в шатер кряжистый смуглолицый темник.

Казы-Гирей опустился в кресло и резко спросил:

– Зачем пришел в лагерь, урус?

Толмач ¹²³перевел слова повелителя.

Догадавшись, что перед ним сам Казы-Гирей, Митрий Капуста качнул бородой, усмехнулся.

– Худо гостей встречаешь, хан.

Крымский повелитель повторил свой вопрос, а Капуста, словно не слыша визгливого голоса хана, здоровым глазом внимательно глянул на собравшихся мурз, проронил насмешливо:

– Вижу, не весело вам, дьяволы!

Когда толмач перевел слова пленника Казы-Гирею, хан гневно топнул ногой.

– Я прикажу палачам вырвать твой поганый язык. А вначале ты скажешь мне, сын шакала, что замышляет против меня царь Федор, много ли урусов стоит в лагере и отчего стреляют пушки беспрестанно. Будешь молчать – прикажу жечь огнем.

Митрий Флегонтыч, хорошо зная, что пришел его смертный час, оставался спокойным. Его нисколько не смущали устрашающие взгляды татар.

– Не привык на вопросы отвечать со связанными руками, хан.

Казы-Гирей приказал тургадурам:

– Развяжите уруса и следите за каждым движением этого шакала.

– Вот так-то лучше, дьявол, – пробурчал Капуста, разминая затекшие руки.

– А теперь отвечай, презренный!

– Пожалуй, отвечу вам, поганые. Первым-на перво пришел я в ваш басурманский лагерь, чтобы голову свою поправить, винцом вашим опохмелиться. Так что не поскупись, хан, на чарочку.

После таких слов Казы-Гирей замешкался. Отважно держится презренный! Но, может, урус и про остальное все скажет.

– Налейте ему большую чашу хорзы. Пусть развяжет свой язык.

Приняв наполненный до краев сосуд, Митрий Флегонтыч изрек:

– Прими, душа грешная, да не обессудь, что басурманским вином тебя опоганил.

Не спеша выпил, разгладил окровавленной рукой бороду.

– Ну, вот и полегчало, нехристи. Одначе наше винцо покрепче будет.

Капусту кольнул в спину клинком мурза Валди-Гирей.

– Много лишнего болтаешь, иноверец. Отвечай хану – отчего пушки палят?

– Плохи ваши дела, поганые. Зело знатно мы ваши лысые головы посекли. Ликуют наши ребятушки. А нонче и вовсе вам будет худо. В Москву новгородская рать вступила. Вот и палят на радостях пушкари-затинщики. Это во-вторых, поганые.

Слова уруса о северной рати повергли в замешательство и мурз и самого повелителя. Если этот лохматый медведь говорит правду, орде Москвы не видать. Двумя ратями урусы опрокинут джигитов.

Заметив, как притихли в шатре татары, Капуста, перекрестившись, изрек напоследок:

– А в-третьих, хан, я потому пришел в поганый лагерь, чтобы срубить твою злодейскую голову!

Митрий Флегонтыч швырнул в Казы-Гирея тяжелую чашу, выхватил у ближнего тургадура клинок и ринулся на хана.

Путь преградили два тургадура. Одного из них Капуста рассек саблей, а второй успел подставить перед ханом круглый щит. Но удар разъяренного Капусты был настолько силен, что металлический щит разлетелся надвое, а клинок соскользнул на левую руку Казы-Гирея.

И в тот же миг на Митрия Флегонтыча обрушились десятки сабель. Капуста рухнул на ковер. Сжимая рукоять клинка, прохрипел:

– У-у, дьяволы-ы!

Сабля тургадура отсекла дерзкому урусу голову.

Г л а в а 13 ПОБЕДА!

За час до рассвета татарские тумены оставили Воробьевы горы и помчались назад к Оке.

Гонцы из дозорной сотни известили Бориса Федоровича Годунова и Федора Ивановича Мстиславского о том, что крымский хан бежал от Москвы с позором. Обрадованный царев правитель приказал поднять конную рать в погоню.