Иван Болотников

Василиса вздрогнула, подняла голову. Багровое солнце уже наполовину поднялось над бором. Девушка откинула овчину, слегка приподняла ветви, глянула вниз, но ратника не было.

Но вот затрещал валежник, из дремучих зарослей вышел к дозорной ели старый бортник. Поднял бороду, но за зелеными, развесистыми ветвями ни настила, ни Василисы не видно. Спросил тихо:

– Здесь, дочка?

– Тут, дедушка, – отозвалась Василиса и спустилась на землю.

Матвей сунул ей в руки узелок и заговорил вполголоса:

– Чудом ты сохранилась, дочка. Почитай, дозорный под самой елью сидел. Тут варево. Поешь и снова уходи. Когда княжьи люди сойдут, я три раза из самопала пальну. А сейчас на дереве оставаться опасно. Вокруг заимки ратные люди шастают. Спозаранку в леса ушли да вскоре, поди, возвернутся. Ступай, дочка, на озера. Туда Мамон не заявится. Ha-ко вот лук да колчан со стрелами и уток там погляди. Потом вдвоем на озеро наведаемся… Ну, я в избу пойду, как бы Мамон не хватился.

Василиса поснедала и едва приметной тропкой пошла к озерам. Здесь Василиса и набрела на охотников.

Хорошо еще старый бортник лесную тропу указал, а то бы настигли ее княжьи люди.

А к вечеру, взобравшись на высокую сосну, снова заметила девушка клубы дыма, поднявшиеся над заимкой.

«Ратные люди еще у деда. Ужель меня ищут? Придется на сосне всю ночь коротать», – тоскливо подумала Василиса.

Глава 11 НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

А на Матвеевой заимке до полудня было тихо. Мамон отлеживался на лавке. Возле него суетилась Матрена, прикладывая примочки на медовом взваре. Пятидесятнику полегчало, лицо спало, глаза прорезались.

– Медок ото всего излечивает, батюшка, – ворковала старуха. – Ибо мед есть сок с розы небесной, который божии пчелки собирают во время доброе. И оттого имеет в себе силу велику.

– Полно врать, старуха, в полудреме проворчал Мамон.

– Грешно так сказывать, милостивец. Мед всяким ранам смрадным пособляет, очам затемнение отдаляет, воду мочевую порушает, живот обмягчает, кашлючим помог$$т, ядовитое укушение уздравляет, – напевно, словно молитву, промолвила Матрена.

В сенях послышались торопливые шаги. В избу ввалился десятник в грязных сырых сапогах.

– Заприметили мужика, Мамон Ерофеич. На речушке рыбу вентерем ³⁹ловил. Мы за ним, а он к болоту кинулся и в камыши.

– Так словили?

Десятник кашлянул в пегую бороду, замялся возле двери.

– А он тово, Мамон Ерофеич… Сбег, одним словом. Все болото облазили…

– У-У, раззява! Тебе не дружину водить, а у кобылы под хвостом чистить! – возбранился Мамон, поднимаясь с лавки. – Веди на болото. Сам мужика ловить буду.

Пятидесятник надел на себя кафтан, пристегнул саблю, сунул за рудо-желтый кушак пистоль и вышел из избы.

– Пронеси беду, святой угодник Николай. Ужель из ватаги Федьки кого заприметили? – забеспокоился Матвей.

Вскоре на заимку заявились новые гости. Бортник сидел в это время на крыльце и чинил дымарь. Выбежав из подворотни, громыхая ржавой цепью, свирепо залаяла собака. Старик поднял голову и обмер: перед ним стоял сам князь – высокий, плечистый.

– Худо князя встречаешь, старик, – строго произнес Телятевский.

Бортник отложил дымарь, поднялся, прикрикнул на ощетинившуюся собаку и низко поклонился.

– Прости старика, князь. Глаза не дюже зрячие, не приметил, – проговорил Матвей и тотчас подумал: «И чем это только моя заимка всех приворожила? Ох, не видать мне добра».

– Прослышал я, что возле твоего пчельника глухариный бор водится.

– Доподлинно так, батюшка князь. Токмо глухари раньше токуют. Припоздали малость. В эту пору мош-ники редко поют.

– Но все же поют, старик. Собирайся на потеху глухариную.

– На мошника еще рано идти. Глухаря перед зорькой бьют, отец родной.

– Так ли старик говорит, Тимошка?

– Матвей правду сказывает. Мошник – птица особливая, батюшка князь, – подняв палец над головой, деловито заверил Тимоха.

– Сам о том ведаю, – нахмурился Телятевский и шагнул было в избу, но вдруг заметил целый табун лошадей за черной приземистой баней, привязанных поводьями к деревьям.

– Чьи это кони, старик?

– Твоей дружины, князь. Мамон Ерофеич на заимке остановился. Должно, беглых мужиков высматривает. С утра в лес ушли, а коней здесь оставили.

Телятевский недовольно покачал головой и зашел в избу.

Тимоха наклонился к бортнику и доверительно шепнул на ухо:

– На глухаря князь впервой пойдет. Так што сам разумей, дед… А девку твою на озерце повстречали. Крякву стрелой сразила. Князь повелел Василису пы-мать, а она в лесок – и сгинула, плутовка. Хе-хе…

Бортник отшатнулся, борода мелко затряслась и на душе стало смутно.

В избе тихо. Матрена перед самым княжьим приходом убрела в лес за кореньями и пахучими целебными травами, надеясь повстречать в бору Василису.

– Отшельником, что ли, живешь? – спросил Телятевский.

– Со старухой векую, отец родной, – уклончиво отвечал Матвей.

– А девку куда подевал? Кто она тебе будет, старик? И пошто держишь в лесу?