Купчина на минуту призадумался: лишних людей ему брать не хотелось, но уж больно парень молодецкий, за троих ломил. А ежели и содруг его так же ловок.
- Ладно, пущай приходит. Да не проспите. Спозаранку выйдем.
Болотников возвращался на Покровскую довольным: сбывались думы. До Ярославля два дня ходу. А там Волга, глядишь, через три-четыре недели и до Дикого Поля доберешься.
В избе деда Лапотка тускло мерцал огонек. Иванка открыл дверь и застыл на пороге. В избе было людно, на лесках и на полу сидели нищие и калики перехожие. Были во хмелю, бранились, тянули песни. Дед Лапоток сидел в красном углу и бренчал на гуслях. Шестака в избе не оказалось.
- Где Васюта, старче?
Лапоток не отозвался, он, казалось, не слышал Болотникова. Перебирая струны гуслей, повернулся к сидящему обок нищему.
- Подай вина, Герасим.
Нищий подал. Лапоток выпил и вновь потянулся к гуслям. Болотников переспросил громче:
- Где Васюта, отец?
- Ушел со двора твой сотоварищ, - ответил за деда Герасим. - Видели его после обедни на Рождественской. Брел к озеру... Испей чару, парень.
- Не до чары, - отмахнулся Болотников и вышел на улицу. Темно, пустынно, глухо.
"Куда ж он запропастился? - подумал Иванка. - Ушел днем, а теперь уже ночь. Ужель в беду попал?"
На душе стало тревожно: привык к Васюте, как-никак, а побратимы стали. Жизнью Васюте обязан.
Мимо изб дошел до перекрестка. Путь на Рождественку был перегорожен решеткой, возле которой прохаживались четверо караульных с рогатинами. Завидев Болотникова, караульные насторожились, подняли факелы.
- Пропустите, братцы.
Мужики, рослые, бородатые, надвинулись на Иванку, он отступил на сажень. Ведал - с караульными шутки плохи.
- Не по лихому делу, - поспешил сказать. - К озеру пройти надобно.
- Чего без фонаря? Царев указ рушишь. Добрые люди по ночам не шастают, - прогудел один из караульных, направляя на Болотникова рогатину.
Иванка знал, что без фонаря ночью выходить не дозволено, и каждый ослушник рисковал угодить в разбойный застенок или Съезжую избу. Но отступать было поздно.
- Нету фонаря, мужики. А к озеру надо. Содруг у меня там. Отомкните решетку.
- Ишь, какой проворный. Воровское дело с содругом замыслил, разбойная душа!.. А ну, хватай татя, ребятушки!
Караульные метнулись к Иванке, один уже уцепился за рубаху, но Болотников вывернулся и кинулся от решетки в темный переулок.
- Держи лихого! Има-а-ай! - истошно заорали караульные, сотрясая воздух дубинами. На соседних улицах решеточные гулко ударили в литавры, всполошив город. На крышах купеческих и боярских теремов встрепенулись дворовые караульные. Очумело тараща глаза, спросонья закричали:
- Поглядывай!
- Посматривай!
- Пасись лихого! "
Город заполнился надрывным собачьим лаем, гулкими возгласами караульных.
Иванка, обогнув избу, ткнулся в лопухи с крапивой. Сторожа пробежали мимо, и еще долго разносились их громкие выкрики.
"Весь посад взбулгачили, дурни. Крепко же ростовцы пожитки стерегут", - усмехнулся Болотников, поднимаясь из лопухов. Постоял с минуту и повернул на Покровскую к избе деда Лапотка. К озеру ему не пробраться: всюду решетки и колоды с дозорными. Да и толку нет искать Васюту в кромешной тьме. Поди, в Рыболовной слободе застрял и к утру вернется. А ежели нет? Тогда прощай купеческий насад. Один он без Васюты на Волгу не уйдет. Надо ждать, ждать Васюту.
Болотников вернулся к Лапотку. Нищая братия все еще бражничала. Герасим обнимал калику, ронял заплетающимся языком:
- Слюбен ты нам, Лапоток, ой, слюбен... Принимай ватагу, родимай. Сызнова по Руси пойдем.
- Пойдем, брат Герасий. Наскучило в избе. Ждал вас... Ай, детинушка, пришел? Подь ко мне.
Иванка пробрался к Лапотку. Тот нащупал его руку, потянул к себе. Усадил, обнял за плечо.
- Не горюй, сыне. Кручина молодца сушит. Придет твой содруг.
- Придет ли, старче?
- Веселый он. Плясал с нами, песню сказывал. А коль весел - не сгинет. А теперь утешь себя зеленой. Налей ковш ему, Герасий.
Иванка выпил, пожевал ломоть хлеба. Рядом, уронив голову на стол, пьяно плакался горбун-калика.
- Николушка был... Младехонький, очи сини. Пошто его злыдни отняли? Лучше бы меня кольями забили.
- Будя, Устимка! - пристукнул кулаком Лапоток. - Слезами горя не избыть. Не вернешь теперь Николку. А боярина того попомним, попомним, братия!
Нищеброды подняли хмельные головы, засучили клюками и посохами.
- Попомним, Лапоток!
- Красного петуха пустим!
- Изведем боярина!
Болотников хватил еще ковш. Вино ударило в голову, глаза стали дерзкими.
- За что Николку забили? - спросил он Лапотка.
- За что? - усмехнулся калика. - Э-э, брат. А за что на Руси сирых увечат? За что черный люд притесняют?.. Поди, и сам ведаешь, парень. У кого власть, у того и кнут. Николка в поводырях у Устима ходил. Пригожий мальчонка и ласковый, за сына всем был. А тут как-то в Ярославль пришли, на боярском подворье милостыню попросили. Боярин нас гнать, собак спустил. Взроптали! Середь нас юроды были. Нешто блаженных псами травят? Грешно. Брань началась. Николка под орясину угодил, тотчас и пал замертво. К воеводе пошли, чтоб в суд притянул боярина.