Осень да зиму на Скрытне прожил, а как весна-красна грянула да травы в рост пошли, дюже затосковал я, хлопцы. Ничто мне не мило — ни лес дремуч, ни житье покойное, ни баба ласковая. В степи душа рвется, на вольный простор, к коню быстрому. Сказал как-то Дорофею: «Ты прости меня, тестюшка, но быть мне у тебя боле мочи нет. Хоть и оженился, но с Дарьей твоей мне не суждено век доживать. Казак я, в степи манит». А Дорофей мне: «Жить те с бабой аль нет — теперь ни я, ни мир те не судья. Муж жене — государь, и на все его воля. А коль не хочешь в селе нашем быть, ступай в свои степи. Мир держать не станет». Возрадовался я, Дорофею поклонился, жене, посельникам — и был таков.
— Ермака сыскал? — спросил Нагиба.
— Не сыскал, хлопцы, — вздохнул Гаруня. — Не ведал я, куды атаман ушел, скорый он на ногу. Уж токмо потом, когда налетья три миновало, дошла молва, что Ермак на реку Чусовую подался. Осел было в городках купцов Строгановых, опосля с дружиною за Камень снарядился. Плыл по сибирским рекам. На Туре и Тавде лихо татар побил. Хан Кучум выслал с большим войском Маметкула, но и его атаман на Тоболе разбил. Однако ж Кучум собрал еще большую рать. Сразились на Иртыше. Великая была сеча, но и тут донцы себя не посрамили — наголову разбили Кучума. Ермак вошел в Кашлым, а хан бежал в Ишимские степи. Потом были новые славные победы. О подвигах Ермака прознали по всей Руси. Знатно богатырствовал наш донской атаман.
Дед Гаруня расправил плечи, бодро глянул на казаков.
— Не посрамим и мы славы Ермака. Так ли, хлопцы?
— Так, дедко!
— Айда на Иргиз!
Два дня летели кони степным левобережьем, два дня неслись казаки к Иргиз-реке.
— Скоро ли, дедко? — спрашивал на привалах Болотников.
— Скоро, атаман. Лишь бы до Орлиного утеса доскакать.
Орлиный утес завиднелся на другое утро; был он крут и горист, утопал в густых лесах.
— А вот и Большой Иргиз, дети, — приподнимаясь на стременах, молвил Гаруня.
На пологом, пустынном левобережье блеснула река. Подъехали ближе. Река была извилистой и довольно широкой.
— От Камня бежит, — пояснил Гаруня. — Доводилось и по ней плыть. Игрива да петлява река, долго плыли…
— О Скрытне сказывай, — нетерпеливо перебил старого казака Нагиба.
— Укажу и Скрытню, — мотнул головой Гаруня. — Но то надо Волгу переплыть, дети.
Переплыли.
Дед прошелся вдоль крутояра и вновь вернулся к казакам. Смущенно кашлянул в бороду.
— Никак, малость запамятовал, хлопцы. Скрытня и есть Скрытня. Пожалуй, влево гляну.
Дед пошел влево и надолго пропал. Вернулся вконец обескураженный.
— Никак, черти унесли, дети. Была Скрытня и нет.
— А я чего гутарил? — подступил к старику Нагиба. — Набрехал, дед!
— Гаруня не брешет, дети, — истово перекрестился казак. — Была Скрытня! Вон за той отмелью. Зрите гору, что к Волге жмется? Вот тут Скрытня и выбегала.
— А ну, пойдем, дед, — потянул старика Болотников. Лицо его отяжелело, наугрюмилось. Ужель весь этот долгий, утомительный переход был напрасен? Казаки еще вечор приели последние запасы сухарей, толокна и сушеного мяса.
Отмель кончилась, далее коса обрывалась, к самой воде подступали высокие, неприступные горы; тут же, в небольшом углублении сажени на три, буйно разросся камыш.
— Здесь была речка?
— Здесь, атаман. Горы эти и сосны крепко помню. Отсель речка выбегала. А ныне сгинула. Чудно, право.
Болотников зорко глянул на камыш; был он густ, но пожухл. Покачивались кочи. Шагнул к самому краю, выхватил саблю и трижды полоснул по камышу. В открывшемся пространстве увидел конец толстого осклизлого бревна. Усмехнулся.
— Тут твоя речка, дедко.
— Да ну?
— Тут!
Болотников приподнял за край бревно, отвел в сторону и бросил в воду. Кочи тотчас же стронулись с места и поплыли в Волгу.
— Уразумел теперь, дедко?
— Уразумел, атаман, — воодушевился Гаруня. — Нет, глянь, хлопцы, что посельники удумали. Реку поховали! Да их ноне и сам дьявол не сыщет.
В минуту-другую устье освободилось от зарослей, и перед донцами предстала Скрытня.
— Хитро замыслили, — крутнул головой Мирон Нагиба. — Река-то за утес поворачивает. Выход же камышом забили. Усторожливо живут посельники. Никак татар пасутся.
К Болотникову ступил Нечайка.
— Ну что, батько, привал? Поснедать бы пора.
— Живот подвело. Невод кинем, ухи сварим, — вторил казаку Устим Секира.
Но Болотников рассудил иначе:
— О животах печетесь? Потерпите! Нельзя нам тут на виду торчать. Крепостицу пойдем сыскивать.
— Путь один, атаман, — рекой, — молвил Гаруня.
— Вижу, дедко… А ну, Нечайка, спознай дно.
Нечайка разделся и спустился в реку. Споткнулся.
Пошел дальше и вновь споткнулся.
— Тут камень на камне, батько.
— Лезь дале!
Нечайка ступил вперед еще на шаг и тотчас оборвался, целиком уйдя в воду. Когда выплыл, крикнул:
— Тут глыбко, атаман!
Нечайка выбрался на берег, а Болотников, приподнявшись на стременах, обратился к повольнице;
— А что, донцы, може, вплавь? Кони наши к рекам свычны. Аль вспять повернем?
— Вспять худо, батько. Челны надобны!
— Плывем, атаман!
Болотников одобрил:
— Плывем, друга!
Один лишь осмотрительный Степан Нетяга засомневался: