Иван Болотников Кн.2

Месяц выкатился из-за купола Ивана Великого и, не оглядываясь (жуткий ныне дозор!), поплыл дальше, поплыл над подмосковными городками, селами и деревнями. Верст за пятьдесят от столицы увидел на Можайской дороге конное и пешее войско. Ночь, заснежье, но войско идет, поспешает к Москве.

Утро 27 ноября 1606 года.

Битву с Болотниковым царь Василий и патриарх Гермоген «начали» еще в стенах Москвы. Владыка в Архангельском храме стал «со всем освященным собором у гроба святого мученика царевича Дмитрия молебная пети».

Пелись молебны во всех церквах московских. Царь Василий доволен: службы неистовые! Вся Москва великого чудотворца Дмитрия Углицкого чтит. Нет в живых царевича (внимай, молись народ!), коль сам святейший патриарх у гроба святого мученика стоит.

Гудели храмы, молилась Москва. Царь спокоен: можно смело выходить из стен, чернь в спину не ударит.

Крестовый ход двинулся от Архангельского собора к Калужским воротам Деревянного города, двинулся к ратям. И вновь торжественный молебен. Освящение воды. Воевод и ратников кропит сам Гермоген.

Молебен идет на виду войска Болотникова; пусть глядят и слушают воры. Мощные дьяконы гулко и трубно сыплют проклятия на головы мятежников, пугают Страшным судом и адом.

Болотников смотрит на ратников. Лица угрюмые, у многих растерянные. Тяжко, тяжко христианину слушать проклятья! Нет мужика на Руси, чтоб без бога в душе жил, чтоб не верил в Христа. Какую же надо стойкость иметь, дабы не поколебалась и не заробела душа!

Отчаянно подумалось: кинуть боевой клич и стремительно броситься на врага, пока в его стане молебен. Но знал: рать останется на месте; пока в полках Шуйского патриарх и весь «освященный собор», ни один повольник не отважится выхватить из ножен саблю.

Болотников решил дать бой Шуйскому между Донским и Даниловым монастырями. Еще утром рать вышла из Коломенского, пересекла речку Котел и закрепилась на раздольном заснеженном поле против Калужских и Серпуховских ворот. Сюда же, еще ночью, подтянулся наряд Терентия Рязанца.

Еще не успел закончиться в царском стане молебен, как по рати Болотникова понесся неясный гул. Иван Исаевич, оглядев с невысокого холма войско, увидел скачущих меж расставленных полков вершников. Один из них на взмыленном коне подлетел к Болотникову, громко, вспо-лошно закричал:

– Татары! Татары, воевода!

У Болотникова екнуло сердце. Не хватало еще татар! Откуда, когда успели? Ужель на войско нахлынут?

– Где?

– Украйну громят! Мужиков-севрюков! Путивль, Кромы, Елец позорили. Почитай, весь юг опустошили. Деревни жгут, женок и детей убивают. Несметная орда набежала. Поворачивай рать, спасай Украйну!

– Буде! – сердито оборвал гонца Болотников, видя замешательство в лицах ратников. Заныла, застонала душа. Час от часу не легче. Да есть ли ты на свете, господи?! Помочь бы мужику, укрепить его в силах, а ты знай его подсекаешь. Уж как некстати сия недобрая весть! Едва ли не все войско набрано с южной Украйны. В какой неслыханной тревоге ратники! Там, на У крайне, их жены и дети, братья и сестры, отцы и матери, там их земля, кою жгут, топчут, терзают ордынцы. До битвы ли им ныне!

– Буде! – взрываясь могуче грянул Болотников. – Буде нас ордынцами пугать! Тыщу раз пуганые: и татарами, и боярами, и сатаной! И кто нас только не пугал, кто не помышлял с ног свалить. Ан нет – стоим, стоим, други! Крепко стоим! Ни ордынцу, ни Шубнику, ни дьяволу не вколотить нас в землю. Ныне нас боятся. Глянь, к самой Москве дошли. Глянь, какое могучее у нас войско. Такой мужичьей силы баре еще не ведали. Под многими городами кабальников били и под Москвой побьем. Шубник на дворянские сабли не шибко и надеется, коль всех попов из храмов согнал. Они ж всегда господам в рот глядят. Поставим своего царя – другую песню запоют. Не бойтесь, други, поповских слов, то Шубник им приказал, дабы рать нашу расколоть. Всей Руси ведом сей гнусный пакостник. Жить ему недолго, ныне же отсечем ему башку подлую! Буде ему мытарить народ! Буде мужика и холопа кабалить! Настал час возмездия. Крепко верю в вас, други. Верю в вашу стойкость и силу. Народ сильнее ка-бальников! Сокрушим боярское царство! За землю и волю!

– Сокрушим! – мощно прокатилось по рати.

– За землю и волю!

Битва началась около полудня. На царское войско хлынул казачий полк Мирона Нагибы. Заухали вражьи пушки, западали кони, но казаки дерзко, неустрашимо мчали вперед.

– Гайда! Гайда, донцы! – орал Мирон Нагиба.

Удало лезут, подумалось Михайле Скопину. И пушки

им не помеха… Прорвутся, наряд изрубят.

Кинул встречу дворянскую конницу. Сшиблись – и закипела жестокая сеча. Рубились зло, остервенело. Ржали кони, молнией полыхали сабли. Крики! Хриплые, натужные, неистовые.

– Теснят, теснят, батько! – задорно крутнув смоляной ус, воскликнул Устим Секира.