Скопин-Шуйский был в перелете стрелы от Болотникова, но выйти с ним на поединок Михаил не решился. Он сразу понял: перед Болотниковым ему не устоять. Погибнуть же – потерять победу. Ныне, как никогда, нужны выдержка и ясная голова. (Эх, как неистово, как богатырски бьется Болотников! Приблизить бы его к царю, дать войско – какой бы наиславнейший воевода появился в державе! Нет, как бьется!)
– Пробиться со спины – и арканами! – крикнул Скопину Мстиславский.
– Нет! Подло! – резко и гневно отозвался Михайла.
Мстиславский глянул на воеводу ошарашенными глазами. Чудит Мишка, врага пожалел. Ну да на поле брани не до чести. Отъехал от Скопина и поманил сотника.
– Прорубайся к Ивашке. Умри, но зааркань! В бояре царь пожалует.
Конная сотня начала остервенело пробиваться к Болотникову.
Сеча!
Лютая, негДадная.
Неумолчный гул, звон мечей и сабель, ржанье коней, ярые кличи, стоны и вопли раненых.
Кровь! Груды поверженных.
Битва за Москву, битва за землю и волю, битва за праведную жизнь!
Битва за чины и вотчины, битва за господские устои, битва за нерушимую власть над чернью.
Сеча!
Рядом с Болотниковым бился Устим Секира. Бился сноровисто, но с оглядкой: оберегал от неожиданных ударов воеводу. Болотников же, не ведая устали, разил и разил своим тяжелым мечом.
Храбро ратоборствовали мужики и холопы. Били дворян топорами и рогатинами, кистенями и шестоперами, палицами и дубинами. Многие действовали баграми (Семейка посоветовал), стаскивали дворян с коней и добивали на снегу.
Богатырствовал Добрыня Лагун. Вначале рубил дворян болотниковским мечом, а затем (побаловавшись) вновь перешел на излюбленную «дубинушку». Могуче взмахнет, ухнет – и нет супротивника. Один из дворян вскользь угодил саблей в плечо. Добрыня рассвирепел, но дворянин отскочил, не достать. Добрыня шмякнул коня по голове. Конь рухнул, придавив собой наездника. Дворянина убил Афоня Шмоток. Он был в шеломе, с саблей и в легкой кольчужке. (Болотников оружил да еще велел приглянуть в сече за Афоней: в годах, силенки – не бог весть, долго не навоюет.)
– Ранен, Добрынюшка? Вон и кровушка хлынула.
– Ничо! – отмахнулся Добрыня и вновь свирепо двинулся на дворян.
Зло, отчаянно наседал на врагов Сидорка Грибан,
кромсал бар топором, орал:
– Круши гадов! Круши барскую ехидну!
Крушили, рубили, давили.
Мужик и дворянин, повалившись на снег, схватили друг друга за горло.
– Вонючий сме-е-ерд! – тужился дворянин. – Сдохни, лапотник!
– Не выйдет! – хрипел мужик. – Сам подыха-а-ай! Сеча!..
Семейка Назарьев напролом не лез, был хладнокровен и расчетлив, успевал следить за битвой. Кидался лишь туда, где было особо горячо и где нужна была подмога. В разгар битвы углядел, что справа, ближе к Даниловскому монастырю, дворяне начали теснить мужичью рать. Если мужики откатятся, то баре могут зайти в спину казачьего полка Мирона Нагибы. Поспешно закричал:
– Эгей, мужички! Айда к монастырю! Навалимся!
Навалились, остановили дворян.
– Молодцы мужики! – похвалил Болотников. Нару-бившись, выхлестнув неудержную ярость и оставив после себя груды сраженных дворян, от отъехал назад, чтобы цепкими всевидящими глазами окинуть поле брани. Удало, дружно били врагов и Нечайка Бобыль, и Мирон Нагиба, и Юшка Беззубцев. Молчали лишь пушки Терентия Рязанца: в таком месиве наряд бесполезен. Но пушки еще сгодятся, они расставлены в удобных местах. Рязанец скажет еще свое слово… А что Истома Пашков? Бьет ли царский полк под Красным селом? Почему так долго нет от него вестей?
– Глянь, батько, на войско Юшки. Знатно бар лупит! – крикнул Устим Секира.
– Вижу!
Полк Юшки Беззубцева, оказавшись на Калужской дороге, оттеснил дворян на добрые полверсты. Вовремя приспела помощь мужиков к Мирону Нагибе. Казаки воспрянули и вновь мощно насели на врага.
Добро! И правое и левое крылья дворян пятятся к стенам Москвы. Один лишь Большой полк Скопина продолжает сдерживать натиск повольницы. Все царское войско оказалось в подкове. Надо усилить натиск и захватить дворян в кольцо. Тогда уже им несдобровать. Тогда – победа!
И Болотников вновь кинул громкий призывный крич:
– Победа близка, други! За мно-о-ой! Гайда-а-а!
С грозным, яростным казачьим «гайда», приводившим в ужас врага, полетел на дворян.
– Гайда! – оголтело отозвались казачьи сотни.
Тяжел был новый удар Болотникова. Михаил Скопин
помрачнел: если не остановить сейчас Вора, то сражение будет проиграно. И только ли сражение! На какой-то миг Скопин впал в растерянность. Запасных полков больше нет. Вся рать в сече. Мужик Ивашка оказался искуснее, искуснее его, изучившего десятки битв и походов величайших русских и иноземных стратигов… Боже, полки отступают! Хуже того – вот-вот окажутся в ловушке Болотникова. Не пройдет и получаса, как мужик будет торжествовать победу. Боже!
Но замешательство было коротким.
– Знаменщики, ко мне!
Глянул на Федора Мстиславского. Тот сидел на коне с побелевшим лицом. (Сотня с арканами так и не пробилась к Ивашке, а тот вон что вытворяет! Того и гляди побьет все царское войско.)