– Ныне снегу навалило много, большому половодью быть. А коль так, ворог с берега Оки попятится. И тут не зевай, на струги – и вниз по Оке. Попытаем из вражьего кольца вырваться. А там – либо на Москву, либо к Туле.
Весна выдалась ядреная, красная; уже в конце марта вскрылась Ока и в Волгу потянул лед; разлив был столь большим, что царские воеводы вынуждены были отойти от берега на добрую версту.
Болотниковцы вовсю смолили и конопатили челны, барки и струги, готовясь в одну из ночей выйти на Оку. Но выбраться из крепости так и не удалось: сыскался предатель, который перешел во вражий стан и рассказал о намерении Болотникова. Скопин-Шуйский велел сбить по обеим сторонам Оки крепкие, тяжелые плоты и поставить на них пушки. Иван Исаевич отменил вылазку.
– А может, попробуем? Авось и проскочим, – молвил Мирон Нагиба.
– Не проскочим. Авось и как-нибудь до добра не доведут. Пока струги к реке тащим, всех до единого уложат. Будем сидеть!
И сидели, стойко снося голод и лишения. Вражья пальба из пушек в половодье стихла: царские воеводы ждали, когда Ока войдет в свои берега. Ждал и Болотников, ждал конца распутицы, ждал нетерпеливо: получил от царевича Петра грамоту, в коей тот сообщал, что скоро, как сойдет снег, придет к Калуге на помощь.
13 мая из Тулы было послано войско под началом Андрея Телятевского. Встречу ему, из-под Калуги, вышли три полка с воеводами Борисом Татевым, Михаилом Барятинским и Андреем Черкасским. Битва разыгралась у села Пчельни. Царские полки были разгромлены, князья Татев и Черкасский убиты. Остатки войск бежали к Калуге. Во вражьем стане началась паника.
Из крепости вышли болотниковцы и дружно, напористо ударили по дворянам, довершив разгром царских полков, начатый на Пчельне. Вылазка была столь сокрушительна, что «вси воеводы устрашишася и бегству вдашася, и все воинство такожде вслед их побегоша, кто елико можаше».
Глава 7 ВСТРЕЧА
Путь к Болотникову от Москвы к Калуге был непрост. По всем дорогам рыскали конные разъезды, хватая каждого подозрительного путника. Давыдка и Никитка пробирались к Калуге лесами. Ободрались, поото-щали. Часто коротали ночи в заброшенных селах и деревеньках, коих в подмосковных уездах и не перечесть. Что ни сельцо, то пустынь. Убогие, закоптелые избенки с зияющими черными дырами волоковых оконец.
– Экое лихолетье. И мужиком не пахнет, – ворчливо вздыхал Давыдка. – И чего бегут?
– А ты поживи под барином – белугой заревешь, – молвил Никитка.
– Тебе-то откуда ведать жизнь мужичью?
– Да уж ведаю. В селе Богородском князь Телятевский мужиков в три погибели гнул. Не зря ж всем селом в бега подались.
– И ты с матушкой сошел?
– Не помирать же с голоду. Сколь же можно лихо терпеть?
– Знать и ты в батьку. Он барское лихо смолоду не терпит.
Давыдка смотрел на сына Болотникова, дивился: парень не по годам серьезен.
На пятый день пути Давыдкина котома оскудела.
– Кабы ноги не протянуть, парень.
– Надо зверя добыть. У тебя два пистоля.
– Пистоли, парень, нам могут на другое сгодиться. Всюду царевы приставы шастают.
Пистоли сгодились в тот же день. Когда покинули одну из заброшенных деревенек и миновали околицу, из осинника выбежала навстречу стая волков – голодных, рыску-чих.
– Пропали, – охнул Давыдка.
– А. может, гаркнуть? Уйдут.
– Не… Слышь, как зубами щелкают? Помоги, Николай угодник! – перекрестился Давыдка и выхватил из-за кушака пистоль в два ствола. Рука дрожала. Пять волков – бурых, свирепых – подступали все ближе и ближе; сейчас последует стремительный бросок и… Давыдка прицелился в самого матерого, но рука ходуном ходила.
– Промажешь. Дай мне, – шепотом произнес Никитка.
Давыдка молча, не сводя настороженных глаз со стаи, протянул Никитке другой пистоль. Первым метнулся на людей вожак, и тотчас Никитка выстрелил. Волк рухнул в пяти шагах. Не промахнулся и Давыдка, тяжело ранив волчицу; остальные звери отскочили. Никитка, ободренный удачным выстрелом, смело пошел на волков. Бухнул из другого ствола. Зверь закрутился на снегу. Два других волка убежали в заросли осинника.
– Удал ты, парень, – утирая рукавом полушубка вспотевший лоб, протянул Давыдка. – Где палить наловчился?
– Малей Томилыч на охоту брал… Дале пойдем?
– Дале идти рисково. В деревушке поживем.
Вернулись в избу, сладили силки, расставили по лесным тропам. Повезло: в силки угодили два зайца. А вскоре сохатый завалился в яму-ловушку. Давыдка повеселел:
– Теперь жить можно, теперь не помрем.
Как-то возвращались в деревушку из леса и вдруг услышали чьи-то резкие, гортанные выкрики.
– Татары! – похолодел Давыдка и потянул Никитку в ельник.
Татары – шумные, хищные – спрыгивали с приземистых длинногривых коней и вбегали в избы.
– Держи карман шире, – насмешливо бросил Давыдка.
Татары, оставшись без добычи, подожгли избы и тотчас с воем и визгом снялись.
– Свирепый народ, злей волков.
– Где зимовать теперь будем? – сожалело глядя на полыхающие избы, спросил Никитка.
– Сам, парень, не ведаю. Ну да бог милостив.
Набрели на лесной скит с отшельником, попросились
на постой; старец просто и коротко молвил:
– Живите.