Иван Болотников Кн.2

Тульский поход Василия Шуйского начался 21 мая 1607 года. С государем были бояре и окольничии, стольники и стряпчие, дворяне московские и жильцы, головы стрелецкие и весь Разрядный (военный) приказ. На Москве Василий Иваныч оставил брата своего, князя Дмитрия Шуйского.

В Серпухове собралось огромное стотысячное войско. Царь торжественно присягнул перед всей ратью, что он либо сложит голову в походе, либо вернется в Москву со щитом.

«Царевич» Петр встретил Болотникова радушно и хлебосольно.

— Рад видеть тебя, Большой воевода! — обнял, облобызал и повел к столу, богато уставленному винами и яствами. Был «царевич» весел, подвижен; пил, закусывал, говорил и пытливо поглядывал на Болотникова. Могуч, могуч воевода! Особо притягивают к себе глаза — строгие, проницательные и, как показалось Илейке, мученические. Лицо Болотникова притягивало и чем-то настораживало, приводило в какое-то смутное, тревожное чувство. Илейке становилось не по себе от болотниковских глаз.

Пытливо наблюдал за царевичем и Болотников. Ныне с этим человеком на Москву идти. Не подведет ли? Прежде царевич бился с дворянами дерзко, но каков он будет под Москвой, где победу добыть чрезмерно тяжко. Коль царь Василий поставит над войском Михайлу Скопина, то одной дерзостью его не осилишь. Многое будет зависеть от единения и от того, кто встанет в челе народной рати. Он, Большой воевода царя Дмитрия, или бояре царевича Петра — Телятевский с Шаховским? Не погубят ли войско распри? Не переметнутся ли к Шуйскому господа-воеводы?.. Много, много вопросов возникало у Ивана Исаевича. Особо его занимал Телятевский. Как-то встретит князь Андрей Андреевич своего бывшего беглого холопа, что по закону должен был бит кнутом и возвращен к владельцу.

Телятевского раздирали противоречивые мысли. С одной стороны ему не хотелось встречаться, а тем более сидеть за одним столом с холопом Ивашкой, с другой же — за Болотниковым большая сила, без которой захват Москвы невозможен. Надо (надо, князь Андрей!) отбросить гордыню и сойтись на время с Болотниковым.

Они встретились в покоях «царевича» Петра. Телятевский с нескрываемым любопытством глянул на Болотникова и… не узнал своего бывшего холопа. Тот был молодой, обыкновенный парень, коих в тогдашней вотчине было сотни, а теперь перед ним возвышался пожилой седокудрый муж с властным непокорным лицом, на котором выделялись темные жгучие глаза. Оба молчали.

— Чего ж вы? — подтолкнул обоих Илейка.

И вновь молчание. В суровых, непроницаемых глазах Болотникова промелькнула усмешка. Тяжко князю! Он не знает, как его приветствовать — то ли Ивашкой назвать, то ли Иваном Исаевичем, то ли Большим воеводой.

Болотников негромко рассмеялся:

— Чего застыл, князь? Рад тебя в добром здравии видеть. И ране ты был зело крепок, и ныне в силе. Неуж не признал? Мы с тобой старые знакомцы. Правда, я за сошенькой ходил, а ты меды пил. Но жизнь не камень: на одном месте не лежит. Так что не обессудь, князь. Ныне перед тобой Иван Исаевич Болотников — Большой воевода царя Дмитрия. Буду рад, коль забудешь старые обиды и со мной на Ваську Шубника пойдешь. Дам тебе Большой полк. Воюй!

Илейка восхищенно ахнул: ай да Иван Исаевич! Сразу берет быка за рога.

Телятевский вспыхнул. Холоп, лапотник, навозное рыло! — кричала уязвленная душа. Но сдержался, не сказал того и лишь уклончиво, глянув на Илейку, молвил:

— Кому и у кого под рукой ходить — повелит царевич Петр Федорыч… воевода.

— К столу, к столу, Иван Исаевич и Андрей Андреевич! О делах опосля.

Телятевский досадливо поморщился: «царевич» назвал его вторым. Ужель так и дале будет?

Вечером Илейка позвал Болотникова в баню.

— Люблю, Иван Исаевич, веником похлестаться. Поди, и тебе охота после дальней дороги потешиться?

— Вестимо, царевич. Жуть как хочется!

Баня оказалась на славу. Срублена в одном ярусе с жилыми хоромами, отделяясь от них сенями. В мыленку вели особые «мовные» сени, в них лавки и стол, крытые красным сукном. На лавках — «мовная стряпня»: исподнее, колпаки, простыни, тафтяные опахала. В углу мыленки большая изразцовая печь с каменкой, наполненной круглым серым камнем — «спорником». На полу, под белым покрывалом, свежее пахучее сено с мелко нарубленным можжевельником. По стенам и лавкам — пучки душистых цветов и трав. Двери и окна мыленки обиты красным сукном. В переднем углу — икона Спасителя и Поклонный крест. Посреди мыльни — липовые кади и ушаты, деревянные шайки и медные луженые тазы со щелоком. Баня жарко натоплена.

— Благодать! — срывая исподнее, сладостно простонал Иван Исаевич.

Илейка зачерпнул ковшом из берестяного туеска ячного пива, плеснул на каменку и, окатившись банным квасом, полез на полок. Блаженно закряхтел, заохал, и принялся нахлестывать себя распаренным в горячем щелоке березовым веником.

— У-ух, добро!.. А ну поддай еще, Иван Исаевич!

Болотников поддал, и в бане стало нестерпимо жарко.

А Илейка знай хлещется, знай упоенно покрякивает. Затем наступил черед лезть на полок Ивану Исаевичу. Веник прытко загулял по смуглому литому телу.

— Поддай и ты, царевич!