Иван Болотников Кн.2

Батюшка на карачках выполз Из-под телеги, поднялся, широко зевнул, перекрестил рот и шагнул к казакам. Аркан натянулся и дернул Устимку за аршинный ус. Казака будто вилами кольнули. Охнул, очумело вытаращил глаза, схватился за ус.

— Ай, што?

Небывалый хохот потряс княжье подворье. Шаховской негромко рассмеялся. Ну, народ бедовый, ну, бадяжники![24]

Отошел к столу, опустился в дубовое резное кресло. Согнав улыбку с лица, призадумался. Мысли вновь и вновь возвращались к тому, что не давало покоя уже несколько дней.

Чем же ответит Михайла Молчанов? Назовется ли Дмитрием? Вначале, когда прибежал из Москвы в Путивль, он соглашался на самозванство. Что же скажет теперь? Северские города только и ждут появления «чудом спасшегося государя». Время не терпит, пора выступать на Москву, а «царя» все нет и нет. Шуйский же вот-вот двинет войско на Путивль, Елецк и Кромы. И за кем останется победа, один бог ведает. Скорее бы пришел ответ от Молчанова. Шаховской оказался в Путивле три недели назад. Явился опальным князем: Василий Шуйский не простил дружбы с первым самозванцем. Новый царь, опасаясь на Москве крамолы, сослал многих бояр в Северскую Украйну.

Но Шуйский оплошал, сослав своего недруга в Путивль. Город жил милостями Дмитрия Ивановича и кишел бунташным людом. Никто не хотел и слушать о воцарении Шуйского. Угомонить взроптавших попытался было старый воевода Андрей Иваныч Бахтеяров-Ростовский. С паперти соборного храма кричал толпе:

— Православные, киньте воровство и крамолы. Самозванец убит. Присягайте Василию Иванычу Шуйскому!

В ответ же неслось:

— Брешешь, воевода! Жив Дмитрий Иваныч!

Масла в огонь подбросил вновь прибывший воевода Григорий Шаховской. Молвил городу:

— Князь Ростовский — сподручник Шуйского. Ныне оба супротив истинного государя зло умышляют.

И толпа взорвалась:

— Не хотим Шуйского! Побьем изменщиков!

Князя Бахтеярова-Ростовского столкнули с паперти и посекли саблями. Убили путивльских голов Ивана Ловчикова и Петра Юшкова. Хоромы, дворы, конюшни и амбары пограбили и разорили.

Упиваясь расправой, горланили:

— Айда на дворян и купцов! Айда на приказных!

Шаховской едва утихомирил:

— Путивльские дворяне, купцы и приказные Дмитрию Иванычу крест целовали. Не будет от них тесноты.

Сидел Шаховской, как на пороховой бочке. Обеспокоился:

«Народ удила закусил, волей пьян, день-деньской на площади гомонит. Того гляди всех богатеев перебьет.»

Народного гнева побаивался: не хотелось мужика и холопа от ярма избавлять. Дай волю — на шею сядут. Но не по душе было и Шуйского терпеть. Ежели Мишка Молчанов назовет себя Дмитрием, то народ пойдет за ним. Мишка будет сидеть на троне, а править Русью станет он, Григорий Шаховской.

В этой тщеславной мысли Григорий Петрович давно уже укрепился. Именно он должен стать правителем великой державы. И даже более того: самозванцы не вечны, год-другой — и трон будет свободен. И тогда… и тогда правитель Шаховской венчается на Московское царство.

Взбудораженный и повеселевший, Григорий Петрович поднялся из кресла и вновь подошел к раскрытому оконцу. Во дворе по-прежнему дурачились казаки.

Богатырь Нечайка просил у щербатого кривоглазого Левки Кривца горилки. Тот жадничал.

— Нема, есаул. Пуста баклажка.

— Брешешь, Кривец.

Нечайка сорвал с головы донца меховую трухменку и шагнул к амбарному срубу.

— Ты что?

Нечайка приподнял сруб и сунул шапку под угол. Казаки довольно загутарили:

— Силен, есаул. Тут и впятером не поднять.

Есаул же, посмеиваясь, молвил:

— Либо горилка, либо шапка, Кривец.

Левка подбежал к срубу, схватился за выступы нижнего венца, поднатужился. Казаки подначили:

— Кишка тонка. Полны портки накладешь!

Кривец разогнулся, осерчало глянул на Нечайку.

— Трухменка-то новехонька. Доставай, леший.

Но Нечайка плюхнулся на телегу, достал огниво и медную люльку с насечками, едко задымил.

К амбару подошел могучий чернобородый казак в нарядном цветном кафтане. Донцы и не приметили, как тот появился на воеводском дворе.

— Забижают, друже?

Казак подмигнул Кривцу и легко приподнял сруб.

— Бери свою трухменку.

Донцы ахнули.

— Вот то детина!

— Откель такой выискался?

— Здоров, бисов сын!

Устим Секира вдруг очумело вытаращил глаза.

— Погодь, погодь… Никак нащ атаман… Хлопцы! Да то Иван Болотников!.. Батька, хлопцы!

Секира, ошалел от радости, кинулся к Болотникову.

— Ты, Устимка? — в глазах Ивана Исаевича блеснули слезы.

— Я, батько, я!

Обнялись, да так крепко, что затрещали кости. А тут и Нечайка Бобыль подбежал. Тискали друг друга в объятиях и плакали, не стесняясь слез.

— Батька!.. Друже, родной ты наш!

Болотникова тесно огрудили донцы. Многие из них знали атамана по Раздорам. Поднялся гвалт несусветный, в воздух полетели серые, рыжие и черные трухменки.