Иван Болотников Кн.2

— Крепки, Иван Исаевич. Одну створку разбили, другая держится. Поди, железом в пять вершков обили. Ни с места! — сокрушался Рязанец.

Иван Исаевич подошел к «Пасынку», самой крупной и тяжелой чугунной пушке весом в пятьсот пудов.

— А ну-ка подай ядро, ребятушки.

— Погодь маленько, воевода. Руки обожгли.

Пушка пыхала жаром, не дотронись. Один из пушкарей плюнул на ствол. Слюна зашипела и тотчас сварилась.

— Ого! Злее индюка. Знать, досталось Пасынку, ребятушки?

— Досталось, воевода. Почитай, полдня ухает. Теперь ни ядра вложить, ни зелья насыпать. Жаровня!

Принялись поливать пушку водой из кожаных мехов. Когда Пасынок остыл, Иван Исаевич подошел к груде каменных ядер. Облюбовал одно, поднял, понес к орудию. Пушкари переглянулись. Силен воевода! В ядре четыре пуда. Закатывали в дуло вдвоем, этот же один управился. Силен!

— Сколь пороху, Авдеич?

— По весу ядра. Но сьщлем на три фунта мене. Опасливо.

— Сыпь по полной!

Лубяным коробом (мерой) насыпали в пороховник четыре пуда зелья. Болотников зорко глянул на вражьи ворота, прицелился, обернулся к пушкарям.

— Понизь дуло на пару вершков, ребятушки.

Понизили. Иван Исаевич вновь прицелился. Кажись, ладно. Терентий Рязанец протянул фитиль.

— С богом, воевода.

Болотников приложил фитиль к запальной дыре. Сверкнуло пламя, горячим дыхнуло в лицо, затряслась колесница. Ядро прокорежило ворота, сбило створку, уперлось в железную полосу.

— Шалишь бердыш, пробьем! А ну добавь, ребятушки, полпуда зелья.

Пушкари замешкались, глянули на Рязанца, тот молвил строго:

— С пушкой не балуют, Иван Исаевич. Разорвет.

— Сыпь! Буде ядра переводить. Не палим — щекочем. Сыпь, Авдеич!

Но Рязанец и с места не сдвинулся. Тогда Болотников сам подошел к зелейной бочке, насыпал короб, понес к пушке. Дорогу загородил стремянный.

— Не пущу, батько. Разорвет!

Норовил остановить воеводу и Матвей Аничкин, но Болотникова было не удержать.

— Прочь! — зыкнул он, хватаясь за факел.

— Ну дай хоть я запалю! — взмолился Секира. — А ты отойди. Ну дай же, батько!

— Прочь! — отшвырнул стремянного Болотников, опуская фитиль на запальник.

Страшный, оглушающий взрыв громыхнул на десяток верст. Многопудовая каменная глыба пробила створки и железное оградище. Ворота рухнули. К Болотникову, пошатывающемуся в клубах едкого вонючего дыма, подскочил Секира.

— Цел, батько? Знатно вдарил!

Но Иван Исаевич ничего не слышал: заложило уши, Глянул на крепость, хрипло закричал:

— На Болхов, на Болхов, други!

Глядач, давно ожидавший воеводского приказа, замахал с дозорной вышки трухменкой с красным шлыком. Сигнал увидел Передовой полк Федьки Берсеня, стоявший против вражеских ворот. Повольники: с бревнами, колодами, хворостом, кулями с землей — хлынули ко рву. С дымящихся стен заухали выстрелы пушек и пищалей, пистолей и самопалов, полетели тучи стрел.

— Бей воров! — орал из-за бойницы Афанасий Пальчиков.

— Ворота, ворота заделывай! — кричал болховский воевода.

Но к воротам уже подбегали сотни повольников с мечами и копьями. Другие же, одолев ров, бросились с длинными штурмовыми лестницами к стенам. Заделать пролом вышибленных ворот болховцы не успели: по кулям и колодам лезли оружные казаки, лезли дерзко, неустрашимо, напирая на стрельцов. Лезли, прикрываясь щитами, на стецы. На повольников лили горячую смолу, кипяток, сбрасывали кади, бочки, телеги… С криками, воплями, стонами падали под стены, но на смену павшим поднимались все новые и новые сотни болотниковцев. Да вот и сам Большой воевода, высоченный, могутный, в легкой серебристой кольчуге, ринулся с тяжелым мечом к воротной башне. Кинул зычно:

— Побьем царевых псов! Круши-и-и!

Удвоились, утроились силы ратников: сам воевода впереди, не остался в стане, в сечу кинулся.

— Круши-и-и! — вырвалось из тысячи глоток.

Стрельцы, преграждавшие проем ворот, попятились.

Но тут подскочил Афанасий Пальчиков в железной шапке-мисюрке и в панцире. Размахивая саблей, увлек стрельцов на болотниковцев.

— Не впущать, не впущать воров! Рази богоотступников!

Рассек саблей повольника, заслоняясь от копья щитом, рубанул другого. Большой, неустрашимый, отчаянно полез на рвущуюся в ворота крамольную рать.

«Лихо рубит, дьявол!» — углядев воина в панцире, чертыхнулся Болотников. Напродир, валя направо и налево стрельцов, кинулся к осатаневшему Пальчикову. За ним — Устим Секира, Матвей Аничкин, Мирон Нагиба…

Пробившись к Пальчикову, Болотников гаркнул:

— Повольников бить, пес!

— Сам пес! — рявкнул Пальчиков, отражая щитом удар Болотникова. Щит разломился надвое, но Афанасий не струхнул, не попятился за спины стрельцов. Сабля его вновь взметнулась над головой. Пришел черед прикрываться Болотникову. Удар был настолько тяжел, что сабля Пальчикова не выдержала и переломилась, в кулаке Афанасия осталась лишь рукоять. Но и обезоруженный, Пальчиков не отступил. Понимая, что гибель неизбежна, он пошел на Болотникова с обломком сабли.

— Не жить и тебе, святотатец! Не гулять по Руси!

Болотников поднял меч. Враг стоял перед ним гордый и бесстрашный.

— Живьем пса! Казним принародно.