— Неделю, говоришь, будешь на постое?.. Гляди, парень, как бы насовсем не присохнуть! Девки на Пожме — поискать, и в Питере таких нет! Я в Питере служил, знаю!
Яков вздыхал, вспоминая о деле, и оно казалось ему теперь вовсе ненужным. Главное в жизни заключалось в том, как быстрее обернуться с поездкой домой, сыграть свадьбу Панти и Агаши, оставить им избу да вернуться сюда, в Лайки. Смущал его только пустой карман…
Началась вторая неделя, а он все откладывал поиски Г арина.
Каждый вечер Яков с Устенькой уходили за мост, в сосновое урочище, и сидели там, близ старой, обвалившейся керки, на сухом ягеле. Он боялся ее обидеть, гладил ее тонкие руки, бормотал какие-то слова о прошлогоднем лесованье и яркой черно-бурой лисице. А она смеялась без умолку, расспрашивала про далекую Эжву и деревню Подор и вдруг настороженно начинала выпытывать, нет ли у него там невесты. Яков только отмахивался и вздыхал.
— Чего ты… испытываешь? — мямлил он, тиская ее пальцы. — Нет у нас такой, как ты… Ну? А не веришь — поедем со мной!
— Ладно уж… верю! — смеялась Устенька. — Погляжу еще, как умеешь бить белку, — мне хороший охотник во сне снился. Слышишь?!
Однажды вечером их повстречал Кирей. Припугнул кулачной расправой. Яков ухватил было его за ворот, но Устинья растолкала их, с ненавистью уставилась на Ки-рюху.
— Отстань, нечистый дух! В волость потяну за то самое! Ну?! На каторге наплачешься, коли что…
Перед уходом Яков наказывал Устинье:
— Жди, я скоро обернусь! Путь немалый, но ты мне на всю жизнь выпала, как награда… Вернусь — тогда и посмотрим, тот ли охотник являлся во сне. Жди!..
Круг!
На второй день Сорокин снова начал спускаться в проклятую низину. Силы были на исходе, но он задал себе труд спокойно разобраться в странах света и, сдерживая чувство ужаса и растерянности, вновь свернул, как ему казалось, на правильную тропу.
Солнце! Солнце могло спасти его, но оно упрямо не хотело появляться на взбаламученном туманном небе. А все эти мхи и муравейники, густота веток и борода лишайников на стволах елей лишь сбивали с толку.
Федор жевал горькие, незрелые ягоды, съел несколько грибов. Ж.елудок возмущенно корчился в судорогах голода, не принимал сырья, а зеленая коловерть хвои насмешливо и бесстрастно плясала вокруг, скрывала единственно правильный, но неведомый путь. Спасения не было. Еще три дня зеленого кошмара… Еще шаг, еще усилие, еще шаг вперед: где-то должна же возродиться спасительная река!
Моросил дождь. Третий день капли лениво стучали по листьям, тучи обложили тайгу со всех сторон.
Измученный, голодный, с судорожно сведенными челюстями, с обезумевшими глазами, в тайге медленно брел человек.
Тяжелая мгла висела на щетине леса. Вокруг все было до ужаса однообразно: туман, ельник, чахлые березки, мох, валежник, снова туман…
Человек со страхом и недоверием смотрел вперед. Ловил взглядом самые дальние, заметные деревья и кочки, чтобы держать одно направление — вперед. Ему казалось, что он летит в тайге, мчится сквозь зеленую карусель, сквозь хлесткую неразбериху ветвей, но его ноги с трудом переступали по моховой влажной постели.
Из-под ног метнулся мокрый, отяжелевший глухарь. Переваливаясь, словно пьяный толстяк, он заковылял в ельник.
Человек был голоден. Он бросился за тяжелой, не взлетающей под дождем птицей, споткнулся и с тяжким стоном свалился на землю.
В изнеможении, тяжело дыша, поднялся на неверные, дрожащие ноги.
Глухарь скользнул. В голове болезненно пульсировала кровь. Возникали какие-то странные шумы, что-то шелестело вокруг призывно и знакомо, и человек спотыкался, кланялся над каждой кочкой, чтобы не потерять равновесие.
…Далекие, но уже ясно различимые, шумели аплодисменты. Словно первый майский дождь в саду, они неслись со всех сторон, окрыляли душу, поднимали бурю восторга в помутившемся рассудке. Аплодисменты! Наконец-то Федор слышал долгожданные овации! Его вызывали на авансцену, и весь мир потрясенно рукоплескал миллионами мокрых зеленых ладоней.
Его вызывали на авансцену… Он шагнул вперед и почувствовал сразу облегчение при спуске. Ельник раздвинулся, и на поляне, сквозь марево дождя, замаячила черная, разлапистая коряга. Потянуло сладковатым и тошнотворным тленом…
Круг замкнулся.
20 Общее благо
Урядник прожевал здоровенный кус семги, смачно обсосал жирные пальцы и, отвалившись к стене стал вытирать ладони лежавшим на коленях рушником Потом закурил трубку и задумался. Поступившая вчера из уезда бумага не давала ему покоя. В ней говорилось об исчезновении двух русских промышленников, которые, по слухам, направлялись в верховья соседней речушки Пожмы. Фамилия одного была Запорожцев, имя другого оставалось неизвестным. Вместе с ними потерялся безвестный проводник-коми. Полицейское управление знало также, что путники имели лодку и, следовательно, заблудиться в лесу не могли. Предполагалось убийство с корыстной целью.
Попов понимал, что выводы об убийстве были несколько поспешны, однако могло случиться и такое. В тайге время от времени появлялись беглые каторжники, от них всего можно было ждать.