Иван-Дурак

— Не положено! А свои пинкертонские штучки оставьте при себе. Меньше знаешь, лучше спишь! — Петр Вениаминович расхохотался. Потом вдруг снова стал серьезным. Даже помрачнел. — А, знаете, к Светочке я ведь тоже захаживал, не по долгу службы, а так, на общественных началах, из сострадания. В высшей степени волнующая особа! Так ведь она меня как в первый раз увидела, креститься начала да визжать. И слова мне сказать не дала. Так и исчез я ни с чем. Совершенно невежественная, темная и суеверная дамочка была. Принять меня за черта! Ну как можно! Я — и вдруг черт! Но я, заметьте, после такого фиаско не спасовал, не отступил, а проявил упорство — я снова к ней пришел. Ради нее я даже сделал исключение — без сигары явился. Даже бабочку снял, чтобы не слишком шокировать это простодушное существо. Говорил ей что-то, говорил. Погибнешь, говорю, ходишь по краю пропасти. А она мне: «Только одного от жизни и хотела — любить, а так и не смогла. Никого никогда не любила. Только тело свое раздавала направо и налево, но не любила никого. Зачем мне жить?». Так и не смог ее спасти. Твоя Светочка — это мой провал. Знаете, это очень странно, самые простые люди, они и оказываются самыми сложными, может потому, что убеждений у них мало, зато они свято в них верят и от них не отступаются. А жизнь-то ведь идет, все меняется, и иногда приходится признавать, что в чем-то заблуждался, отказываться от своих принципов и верований, если они мешают двигаться дальше, ставить новые цели, приобретать новые ценности, если прежние устарели. Гибче нужно быть. Сложно организованные люди чего-то ищут, плутают, выбирают новые пути, дойдя до перепутья, а эти… как встали в колею, так и прут. Хоть там Змей Горыныч у них на дороге, хоть Кощей Бессмертный, все равно прут. — Петр Вениаминович как-то уж слишком задумчиво затянулся своей сигарой. Таким Иван раньше его никогда не видел. Может, сейчас он сбросил все маски и был собой. А может, это какая-то очередная его личина доморощенного философа и спасителя несчастных нимфоманок, которым так и не удалось полюбить никого из сотен своих партнеров. — Сколько раз я зарекался делать добрые дела, спасать кого-то не из служебной надобности, а по собственному почину, так нет, гляди ж ты, опять полез, старый дурак! И что из этого вышло? Да ничего путного так и не вышло. Как спасти того, кто не хочет спастись, кто ищет своей погибели? А ей-то ведь и нужно было не пить несколько дней, чтоб пелена с глаз упала, оглянуться вокруг и увидеть, что есть рядом человек, который ее любит, и которого она могла бы полюбить. Жил он по соседству. А она его и не замечала. Ну да ладно, дело прошлое, и ничего уже не вернуть. Поворачивать время вспять еще никто не научился. А вы ведь, Иван Сергеевич, кажется, еще будучи пылким, наивным юношей тоже пытались ее спасти и тоже безуспешно… Забудьте. Вернее, помните ее, помните, человек ведь жив, пока его помнят, но не казнитесь, не терзайтесь. Ни в чем вы перед этой женщиной не виноваты.

Петр Вениаминович отвернулся, Ивану даже показалось, что он тайком смахнул слезу, когда он повернулся, на лице его снова было привычное глумливо-циничное выражение.

— Ну что ж, молодой человек, не могу не признать, что за последние три дня вы проделали колоссальную работу. Может, вы и разочарованы, но оставшиеся в живых дамы в этом городке, которых вы любите или имели честь любить, я имею в виду вашу прекрасную матушку и Леночку Зимину, прекрасно обходятся без вас. Они великолепно устроены. И какой мы делаем из этого вывод?

— Какой?

— Я понимаю, что вы только что пережили серьезное потрясение, могу также предположить, что вы чувствуете некоторое смятение, эмоциональную опустошенность и даже, не побоюсь этого слова, грусть, но вам надлежит продолжить исполнять свою миссию. Причем незамедлительно. Теперь вы, надеюсь, воочию убедились, что некоторые женщины действительно нуждаются в спасении. И это вам не шуточки. Они вон и помереть могут, если их не спасать. Вам бы еще на кладбище сходить, постоять у кривенького, деревянного крестика на заброшенной могилке Светочки, подумать о скоротечности жизни, о том, что завтра может и не быть, что нужно ценить своих близких, что любимым делом нужно заниматься сейчас, а не когда-нибудь потом. Этого вот «потом» может и не случиться. Но не найдете вы, пожалуй, могилку-то на заснеженном кладбище… Итак, даю вам еще один день на то, чтобы на саночках с гор покататься — и в путь. А кстати, позвольте полюбопытствовать, рисовать-то вам понравилось?

— Нет, — буркнул Иван, — глупое занятие для детей и пенсионеров.

Петр Вениаминович снова обратил взор на картину Ивановой матери.