Образ Заболоцкого отчётливо жгуч: чертополох, благосклонно воспринимаемый за обочиной дороги, – страсть, которую принято оставлять за рамками общественной жизни, – внезапно вносится в комнату, в границы социума, ставится в вазу, превращается в букет. Принято, что в качестве букета на столе может стоять сирень, ромашки, тюльпаны, нарциссы – но никак не дикий, шокирующий своими иглами чертополох! Это не комильфо, это вообще переходит всякие границы!
Какой путь выбрать в обществе с его неумолимой моралью? Нравственно – быть рядом с той, которую любишь. Общепринятая мораль вещала иное. Свой ответ он выразил словами Эрга Ноора: «Я не отдам своего богатства чувств, как бы они не заставляли меня страдать. Страдание, если оно не выше сил, ведёт к пониманию, понимание – к любви – так замыкается круг»[209].
Елене Дометьевне он был глубоко благодарен за годы, прожитые вместе, продолжал заботиться о ней. Жена тяжело переживала сложившееся положение, её гордая натура не могла смириться с тем, что она перестала быть любимой. Она ощущала правду отношений Ивана и Таси, но жестоко страдающее самолюбие не позволяло вместить в сердце картину, так явно выламывающуюся из всех рамок. Душевный бунт отнимал у неё силы, необходимые для поддержания здоровья и работоспособности.
Иван Антонович видел терзания жены, её попытки, порой трагические, гордо держать голову, но не мог позволить себе согнуться, отринуть мощную энергию жизни.
Как быть? «Только всесильная и нежная Афродита могла научить его, проведя через испытания, чтобы облагородить настоящее, смыть ложь…»[210]
Осенью 1953 года, когда Елена Дометьевна и Аллан уехали из Крыма в Москву, Иван Антонович настоял на приезде Таси на юг. Он встречает её решительным вопросом: уволилась ли она из ПИНа? Она доработала до отпуска, но пока не писала заявления: в отделе кадров ей предложили подумать до конца отпуска. Если решите окончательно, пришлёте телеграмму!
– Тогда идём отправлять телеграмму! – решительно сказал Иван Антонович.
Во-первых, Елене Дометьевне, знавшей о сути отношений мужа и Таисии Юхневской, было очень тяжело, и ежедневные встречи в институте, неизбежные пересуды наносили травмы обеим женщинам. Во-вторых, Иван Антонович хотел, чтобы Тася получила высшее образование. Для этого надо было сначала закончить школу, получить аттестат об окончании десятилетки.
Пока – сухой сентябрь Крыма, ветры, срывающиеся с крутых откосов к морю. Они свободно странствуют по насыщенному культурными памятниками полуострову, ощущая весёлую свободу от чинов и рангов.
Белые дороги Крыма ведут, казалось, в самое сердце истории. Величественные башни Судака – летописного Сурожа, Никитский Ботанический сад с редкими породами деревьев и лестницей, обрамлённой цветами, безмятежная Ялта, зубцы Ай-Петри в небесной синеве, легендарный, опалённый пожаром недавней войны Севастополь, таинственный, спрятанный в ущелье Бахчисарай, каменные арки и подземелья Чуфут-Кале – города на плоской вершине горы, такого древнего, что следы тележных колёс глубокими колеями врезались в каменные плиты…
Дорога дарила ароматы можжевельника и сухих степных трав. Останавливаясь в понравившихся местах, наслаждались близостью, словно герои пылающего жизнью рассказа «Каллиройя».
Природа Крыма удивительно похожа на природу Греции. Такое же чистое, ласковое море, невысокие горы, белые скалы и дороги. Поездив по полуострову, Иван Антонович и Тася выбрали Уютное – маленький посёлок близ Судака, с запада от генуэзской крепости, в бухте с галечным пляжем, защищенной от сильных ветров скалистыми выступами. Там они сняли домик и провели несколько безмятежных дней. Особой радостью для Таси были наполнены походы по окрестным горам, где «на совершенно пустынном склоне берега рос её «персональный» сад – кем-то давно посаженный арчовый лес. От леска широкая поляна с правильно расставленными, действительно как в саду, кустами можжевельника сбегала к крошечной бухточке с удивительно прозрачной водой, такой же зелёно-голубой, как в бухте у Нового Света». Иван Антонович называл это место «Фаютин сад» – в романе «Лезвие бритвы» он стал «персональным» садом Симы.
Однажды на берегу моря Тася бродила среди камней, ловила мидии и нашла что-то непонятное. Подоспевший Иван Антонович успел оттащить её, уже потянувшую руки, – это оказался спящий среди камней скат.
Отдохнув в Уютном, друзья вновь пустились в путь. Взобравшись по серпантину на Ай-Петри, они заночевали на самой вершине горы, обрывающейся серыми отвесами к Чёрному морю. Рассвет над морем дарил живительную радость близости с природой…