Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

Силовые линии Тамралипты и Тилоттамы расходятся максимально, но в то же время зеркалят друг друга. Художник в кристально чистых Гималаях, девадаси – в грязных лапах жреца. Оба героя переживают заключение: скульптор соглашается пройти древний обряд очищения от земных мыслей и чувств в яйцеобразной камере в глубине горы; танцовщицу, сбежавшую из храма, ловит и приковывает в древней башне жрец Крамриш, чтобы подвергнуть её унизительному обряду публичного насилия. Невиданная подлость рождает в девушке сопротивление, она призывает на помощь Тамралипту, и он, добровольно заключённый в глубь горы, научившийся понимать чувства возлюбленной, улавливает её призыв. Дхритараштра снабжает ученика деньгами, верные друзья помогают освободить девушку и перебраться на остров, где их не смогут настичь преследователи.

Линии сходятся, но боренье продолжается. Чтобы избавится от терзающей его ревности, очистить чувства, Тамралипта предлагает любимой путь Тантры, в который его посвятил гуру.

Ефремов – возможно, с того дня, когда нанайские женщины на Амуре лечили его от истощения и простуды, – неизменно интересовался обрядами, корни которых уходили в глубокую древность. Тантрические обряды чрезвычайно привлекали мысль Ефремова: «Тантра – ты ведь знаешь санскрит – ткань. Ткань покрывала Майи, которую ткут от рождения до смерти все наши чувства в нашем уме, в памяти, в словах. Путь Тантры – расплести, пережить и прочувствовать все нити ощущений во всех оттенках и всех извилинах по сложным узорам покрывала Майи. Этот путь вовсе не лёгкий, он тяжёл и опасен…»

Самое важное: «Погрузившись в чувства, развивая их до крайних пределов остроты и глубины переживаний, наслаждений и ощущений, надо оставаться господином над ними».

Тантрический обряд оказывается только подготовкой к подлинному освобождению, которое приходит к Тамралипте через творчество, через служение своему народу. Вкладывая в работу всё мастерство и страсть, художник на грани нервного истощения завершает статую своей апсары.

Повесть, законченная весной 1954 года, а увидела свет только в 2008 году. В начале шестидесятых годов Ефремов включил эту часть, упростив и переработав её, в роман «Лезвие бритвы». Но между индийской частью романа и не опубликованной тогда повестью нельзя ставить знак равенства. «Тамралипта и Тиллоттама» – самостоятельное произведение, и некоторые вопросы, которых касается автор, больше не исследовались в его творчестве так тщательно. Среди них – вопрос мужской и женской ревности, в те годы особенно жгучий… Позже будет спокойная мудрая констатация, но сейчас у сердца – пылающее дыхание разных слоёв бессознательного. Для клинка страстей необходимы ножны тела и пояс мысли, отлитой, словно статуя, в слове.

Древнерусская часть «Красы ненаглядной» – «Дети росы» – виделась Ивану Антоновичу как повесть о нашествии Батыя, в 1240 году разорившего стольный град Киев. Иван Антонович обсуждал сюжет с другом Валентином Дмитриевичем Ивановым, который в эти годы обдумывал свой первый исторический роман «Повести древних лет».

Византийство, припорошенное золотой пылью роскошного увядания, оказало на политическую и культурную судьбу Древней Руси поистине трагическое влияние: «отравленная междоусобицами, накопившая разрушительный опыт политических интриг, Византия передала своё наследие Древней Руси, что неизбежно ослабило её перед монгольским нашествием, распылив её национальный дух»[212]. Позже Ефремов напишет об опасном наследии умерших цивилизаций, могущих отравить того, кто слепо принимает их мнимую мудрость.

Монголы взяли богатый полон; женщин и мужчин, как скот, погнали в степи, на родину завоевателей. Юноша-ремесленник, безмерно любивший свою невесту, теперь горькую полонянку, отправился на поиски девушки. Он искал свою мечту много лет, скитаясь по неимоверно опасным путям и горным тропам Азии. Увы, Ефремов не успел написать этой повести.

Один из мотивов «Детей росы» прозвучал в «Лезвии бритвы»: рассказ Анны о беге по росным травам – один из самых выразительных эпизодов романа.

Мелодия Красы Ненаглядной вплелась в роман Иванова «Русь Великая», в повествование о судьбе князя Ростислава, самовольно севшего в Тьмутаракани. Любит Ростислав женщину, которую русские зовут Жар-Птицею. Полюбил местный боярин Туголук найденную в древнем кургане статую, нагую, изваянную в незапамятные времена из белого мрамора в полный рост. Восклицает писатель:

«Эх ты, Краса Ненаглядная! И врагами до гроба ты можешь нас сделать, и друзьями навек свяжешь, дав тебе послужить. Как же ты велика, если в тебе вся наша жизнь может вместиться и жить без тебя нас нельзя! И вот ведь чудо-чудное: чем сильнее у человека душа, тем и власть твоя сильнее, Владычица. Над мелкими мала власть твоя, они довольствуются кусочками от ноготков твоих, которые ты безразлично теряешь. Ты же в людской океан мечешь крупноячеистые сети и добычу берёшь по себе. Почему так установлено? Не нам, видно, судить тебя.