Читаем Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное полностью

Июнь. Аллан отправился в Алданскую экспедицию МГУ с сотрудниками кафедры мерзлотоведения, чтобы исследовать Ороченское золотое месторождение. Жена Ольга вскоре поехала вслед за ним. Ефремов после трёх месяцев забрал жену из больницы. Болезнь её усугубилась. Наступившая жара ухудшила положение. Медсёстры говорили, что её отпустили домой умирать. Иван Антонович и Таисия Иосифовна ухаживали за тяжело больной женщиной. Днём дежурила медсестра, ночью няня. Елена Дометьевна так ослабела, что не может перевернуться с боку на бок. Как каждому тяжело больному человеку, ей каждую минуту что-то надо. Тася спит по шесть часов в сутки.

1 августа 1961 года Елена Дометьевна умерла.

В письме В.И. Дмитревскому Иван Антонович писал: «Для всех нас, кто был с Еленой Дометьевной всё последнее время, её внезапный уход явился как бы шоком. Хотя мы были заранее подготовлены врачами и знали, что болезнь безнадежна, но почему-то были уверены, что нам удастся продлить жизнь нашего Ежонка ещё на несколько месяцев. И смерть её очень сильно подействовала на всех нас и на меня в том числе особенно, так как вместе с Е.Д. ушёл навсегда большой кусок жизни от молодости до старости (мы были вместе 26 лет) и утрата, сама по себе большая, усилилась ещё чувством острой боли и жалости после всех мучений, которые пришлось претерпеть бедному Ежонку. Никогда не думал, что декомпенсация порока сердца – такая страшная штука. Это, право, ничем не лучше рака, даже хуже!

Только в одном была милостива судьба к Елене Дометьевне – умерла она в одно мгновение, говоря со мной, на полуслове и не успев осознать, что умирает. А ей в последнее время так хотелось жить и так она раскаивалась, что была легкомысленна в отношении со своим здоровьем!»[254]

Гражданская панихида. По одну сторону гроба – Иван Антонович с Тасей, по другую – все сотрудники палеонтологического института. Ефремов знал уже про ядовитый шёпот: мол, специально уморили Елену Дометьевну. Но они с Таисией Иосифовной держались твёрдо, в полном сознании чистоты любви и чести. Острое ощущение инферно не отпускало, не было возможности в мире заскорузлой морали доказать нравственность любви и самоотвержения. Наконечником стрелы вошла эта сцена в сознание Таси, испытывавшей помимо душевных мук ещё и предельную физическую усталость. Иван Антонович знал, что лишь своими произведениями он сможет показать правду их отношений. «Лезвие бритвы» будет романом, который покажет подлинность любви между мужчиной и женщиной…

Аллан был вызван телеграммой, но, добираясь из далёкой Якутии, на прощание с матерью опоздал.

Последняя просьба Елены Дометьевны – урну захоронить в море возле Коктебеля, а прах развеять над Карадагом. В 1962 году с помощью Марии Степановны Волошиной и своего друга Валентина Селивёрстова Аллан захоронил урну в Чёрном море, под Карадагом, напротив скалы «Профиль Волошина».

После кремации Ефремов и Тася уехали в Абрамцево, чтобы сбить чисто физическую усталость. Однако печаль не уходила – два лета Елена Дометьевна жила на этой даче, и воспоминания наполняли пространство.

Затем со старым верным другом Марией Фёдоровной Лукьяновой добыли билеты на пароход и 31 августа отправились вниз по Волге до Астрахани. Волга с её неспешным течением помогала снять груз прошедшего, спокойно посмотреть в будущее.

Увы, на этом полоса потерь не закончилась. 8 ноября из жизни в 57 лет ушёл Сергей Владимирович Киселёв, тот самый шумный, громогласный археолог, который раскапывал древние города Монголии и открыл для Ефремова мир Древней Руси. Один за другим исчезали старые друзья. Приближалось что-то новое, неведомое.

Завершая «Лезвие бритвы»

Осенью 1961 года Ефремов обратился с письмом к президенту Академии наук, прося обменять ему старую квартиру на новую. В это время полным ходом шло строительство новых домов в районе Ленинского проспекта, именно туда селили сотрудников академических институтов. Дело, казалось, сдвинулось с мёртвой точки. Во всяком случае, Иван Антонович решил до конца пройти через все бюрократические препоны и подготовить документы.

Аллан с Ольгой задержались на Алдане до декабря, и Ефремов вновь углубился в свою повесть.

Ещё весной, не имея возможности спокойно писать, он дал волю своей фантазии. В результате возник потрясающий детективный сюжет «Корона Искендера»: итальянцы охотятся за алмазами возле берегов Южной Африки и достают со дна моря таинственную корону. Иван Антонович азартно поделился этим сюжетом с сыном и его другом: у сына неплохой слог, он сможет написать приключенческий роман, который вызовет настоящий ажиотаж у читателей. Однако вскоре Аллан, не расположенный к литературному творчеству, уехал в экспедицию. Расставаться же с замечательным сюжетом Ефремову не хотелось, так и подмывало написать самому – но где же взять время?

Повесть «Лезвие бритвы» в том варианте, в котором была написана к весне шестьдесят первого, всё более походила на научно-популярную вещь, буквально балансируя на грани художественной литературы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары