Читаем Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное полностью

Та-дамм!.. Так написали мы в 2012 году, отметив сходство, видное нам – знающим тексты обоих авторов. А уже после пришла информация: близкий товарищ Ефремова индолог и искусствовед Тюляев был не больше и не меньше – личным учеником Антаровой (!). Поэтому теперь трудно вообразить обратное: что Иван Антонович был не знаком с «Двумя жизнями». В копилке соответствий и своеобразная реабилитация романса Шуберта «Песнь моя летит с мольбою», которую в «Лезвии бритвы» исполняет Гирин. В «Двух жизнях» эта песня вложена в уста отрицательного персонажа.

В индийских главах автор несколько раз упоминает «Упанишады» – сокровенное знание Индии. Изначально образ лезвия бритвы возник именно в этой древнейшей книге: «Восстань! Пробудись! Найдя Великих Учителей, слушай! Путь так же труден для следования, как остриё бритвы. Так говорят мудрецы»[262].

Великие Учителя связаны с Шамбалой. Образ этой страны как высшего мира неизбежно возникает в романе, в тибетских главах. А описание окрестностей монастыря в Ладакхе соответствует картине Н.К. Рериха «Путь в Шамбалу». Описание же монастыря, в котором Даярам проходил испытание тьмой, очень напоминает монастырь Сандолинг в долине Нубра, упоминающийся в книгах Н.К. Рериха.

Витаркананда – не иномирный, отрешённый гуру, замкнувшийся в стремлении достичь нирваны; он стал на путь социального служения: как профессор, преподаватель, он дарит свои знания жаждущим, помогает талантливому скульптору понять рождение и смысл канонов красоты в Индии, поверить в себя и создать предназначенное.

Профессор указывает Даяраму на обряды тантры как на средство преодоления ревности, возвышения до Любви. Создавая статую Апсары, скульптор и танцовщица «сроднились на пути совместного творчества в жизни, пронизанной любовью и страстью. Им теперь не были страшны терзания «нижней» души: близость шла не через первобытную тьму, а по светлому лезвию ножа над всеми пропастями сердца, поднималась торжествующим цветком любви над тёмным и могучим естеством Земли».

Изваяние Апсары становится центром выставки, и мы видим в индийской части зеркальное отображение русской сцены, где впервые была представлена публике деревянная статуя Анны.

«Надо говорить с теми, в ком есть непробуждённое богатство, – тогда придёт отклик», – объяснял гуру Даяраму.

Ефремов, посвящая роман красоте, обращался и обращается к молодёжи – к тем, у кого в душах есть ростки чистоты, ещё не заглушённые ложными наслоениями. Тема прекрасного в произведениях Ефремова сквозная, ведущая. В «Лезвии бритвы» сконденсирована она, пожалуй, с наибольшей плотностью. Идея о красоте как наивысшей мере целесообразности чётко проговорена уже в «Туманности…». В новом, экспериментальном романе она получает полное выражение.

Ефремовское определение прекрасного представляется настолько естественным и самоподразумевающимся, вытекающим из самого строя жизни, что заранее имеет немалую фору перед разнообразием других концепций. Важно понимать, что приведённые Гириным конкретные примеры вовсе не исчерпывают многообразия подхода. Более того: совершенно очевидно, что ефремовская концепция прекрасного в эстетике дополняется аналогичным пониманием в этике. Подробно Ефремов об этом не пишет, оставляя читателю возможность самому совершить открытие и увидеть в красоте поступков его героев наивысшую меру целесообразности. Напомним, автор писал всё же не учёный трактат, и специфическая недоговорённость при ясном указании на строй мысли рождает волшебное чувство сопричастности и сотворчества.

Современная метанаука синергетика исследует законы гармонии, математику золотого сечения, демонстрируя исключительную точность ефремовского подхода[263].

Вопросы восприятия прекрасного теснейшим образом увязываются с вопросами социальной психологии.

Вслед за Эрихом Фроммом (а Фромма он читал и давал читать близким людям, как и другого представителя гуманистической психологии Роджерса, о котором упоминает в диалоге с йогами как о наиболее близком к индийской мудрости), говоря о конкретном человеке, Ефремов выходит за личностные рамки и рассматривает индивида в контексте его существования – в природе и обществе. Как последовательный диалектик и монист, он утверждает нелинейную связь между природой, обществом и человеком, и постулирует безусловное наличие нормы. Норма человека – общественное поведение, равновесие процессов возбуждения и торможения в коре головного мозга. Однако общество может быть нездоровым, не способствующим формированию и развитию в человеке сугубо человеческих качеств, выработанных за долгую эволюцию – способности к самопожертвованию, заботы и альтруизма. Ефремов и Фромм указывают на существование осевой человеческой природы, которая может воспроизводиться и реализовывать себя должным образом только при условии здоровых социальных отношений. Иначе жёсткий деструктивный конфликт неизбежен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары