Иван Федоров

На паперти церкви Воздвижения, что на Арбате, обхватив руками костлявые колени, сидел юродивый блаженный Василий и, глядя на закат, горько плакал. Крупные слезы катились из его прозрачных, обращенных к небу глаз, текли по иссохшим морщинистым щекам и терялись в нечесаной бороде. Он всхлипывал, раскачивался из стороны в сторону и бормотал:

— Ох, беда, беда! Огонь и бунт, грабеж и смертоубийство!

Прохожие замедляли шаги, вслушивались в бормотанье юродивого и в страхе говорили:

— Не зря блаженный плачет. Ждут нас великие несчастья.

А ночью в церкви Воздвижения сквозняком опрокинуло свечку, горевшую перед иконой Богородицы. Загорелись от той свечки деревянный пол и стены, вспыхнула вся церковь. Ветер перекинул огонь на соседние улицы, в мгновение ока заполыхали Кремль и Китай-город, и вскоре вся Москва была полна ревущего огня и черного дыма.

Иван Федоров бежал к храму Николы Гостунского. Деревянная дверь была распахнута, огонь стремительно пожирал толстые доски. Раскалившиеся кованые жуковины светились мрачным темно-красным светом. Горела и деревянная кровля. Охваченный огнем купол с высоким крестом медленно кренился набок.

В растерянности и ужасе стоял Иван Федоров, не зная, что делать.

Вокруг темными тенями метались люди, пытавшиеся спасти хоть что-то из своего добра, голосили женщины, плакали дети.

Поп Михаил, задыхаясь, схватил Ивана Федорова за плечо:

— Надо уходить, дьякон! Ничего не спасешь — ни икон, ни книг.

Вдруг кто-то закричал:

— Митрополит остался в Успенском соборе!

Деревянные паперти Успенского собора тоже горели, сквозь черный дым едва были видны его белые стены.

Макарий, стоя на коленях перед образом Успения, громко молился. Его подхватили под руки, силой подняли с колен и вывели из собора.

Старик был почти без чувств. Пробраться к воротам не было уже никакой возможности.

— Тайник! — воскликнул митрополичий ключник Севастьян.

Его сразу поняли. Все устремились к южной стене, чтобы вывести митрополита подземным ходом, начинающимся на дне сухого колодца внутри Тайницкой башни и ведущим за Москву-реку. Но подземный ход уже был полон дыма.

Митрополита обвязали веревкой и стали спускать с башни. Когда до земли оставалось еще более двух аршин, веревка оборвалась, Макарий упал на землю и остался лежать неподвижно.

— Владыко, ты жив? — закричал Иван Федоров.

Макарий шевельнулся.

— Жив, — ответил он слабым голосом, — только расшибся.

К митрополиту уже спешили люди. Его уложили в повозку и увезли в Новоспасский монастырь.