Еще не совсем рассвело, дул холодный ветер, по небу неслись рваные облака. Слуги торопливо расстилали по снегу алое сукно — от государева крыльца до входа в Успенский собор. Дьяк, ведавший дворцовым хозяйством, суетился и покрикивал на слуг.
Толпа сдержанно гомонила, охваченная радостно-тревожным ожиданием. Всем предстояло зрелище, доселе невиданное.
Гулко зазвонили колокола на Ивановской звоннице. Тяжелые двери государевых покоев медленно распахнулись, на крыльце появился государев духовник — величавый и осанистый протоиерей Благовещенского собора. В руках он держал тяжелое золотое блюдо, на котором сверкала драгоценными каменьями золотая шапка, опушенная собольим мехом, рядом с шапкой возлежал так же богато изукрашенный крест и еще какие-то красивые и дорогие вещи.
Благовещенский протоиерей стал медленно спускаться по ступеням, за ним, с почтительно-торжественным выражением на лицах шли бояре и дьяки.
В толпе вытянули шеи, стараясь получше разглядеть золотое блюдо. Мальчишка лет тринадцати, стоявший рядом с Иваном Федоровым, восторженно присвистнул:
— Ух ты, красота какая!
На мальчишку зашикали.
Тот смутился и шепотом спросил Ивана Федорова:
— Отец дьякон, а что это такое?
Иван Федоров так же шепотом ответил:
— Это — Мономахова шапка, скипетр, держава, крест и бармы.
Потому видя, что мальчишка ничего не понял, стал объяснять:
— Триста лет тому назад княжил в Киеве великий князь Владимир.
— Тот, который Русь окрестил?