Иван Грозный

На чем могли основываться обвинения в околдовывании или отравлении Анастасии? Заметим, что царь Иван обвинял Сильвестра и Адашева не только в смерти Анастасии, но и в пренебрежении к ней. В плохих отношениях с деятелями Избранной рады были родственники Анастасии - Захарьины, что ярко проявилось в дни болезни царя. Мелкие неудовольствия и придворные ссоры между Захарьиными и временщиками после смерти царицы, должно быть, приобрели в глазах царя зловещий оттенок. Ведь смерть близкого человека всегда заставляет вспоминать и свою вину перед ним, и вины окружающих. Что же касается царя Ивана, то он всегда особенно охотно припоминал чужие вины. То, что казалось нормальным, когда речь шла об общении с живым человеком, воспринималось совсем по-другому, когда близкого уже нет в живых. Импульсивная натура царя Ивана могла гипертрофировать эти события.

Однако раздоры из-за Анастасии, видимо, стали лишь последней каплей в разладе между царем и советниками. Именно охлаждение в отношениях, разочарование в Сильвестре, Адашеве и других деятелях правительственного кружка могли заставить Ивана IV поверить вздорным обвинениям. Между ними и царем возникла психологическая несовместимость. И Адашев, и Сильвестр, и их сподвижники были людьми очень властными, с сильной волей. Но крайне властолюбив был и царь Иван. Как человек, легко поддающийся впечатлениям, быстрый в переходах от симпатии к антипатии, царь Иван мог какое-то время терпеть подчинение чужой воле, находя даже в нем своеобразную прелесть: так-де я самовластен, что могу даже себе позволить слушаться советов подданных.

Недаром временщик - постоянный спутник диктатора.

Но потому он и временщик, что его со временем меняют на нового.

Иван легко и быстро привязывался к людям, но так же легко расправлялся со вчерашними любимцами, и тем более жестоко, чем больше был к ним привязан прежде. Должно быть, Адашев и Сильвестр переоценили свое влияние, не заметили того рокового момента, с которого царь стал подчиняться им со все большей неохотой. И тогда привязанность царя к своим советникам превратилась в жгучую ненависть.

Курбский рассказывает, что один из монахов, Вассиан Топорков, нашептал царю Ивану на ухо совет: не держи около себя “советника ни единаго мудрейшего собя, понеже сам еси всех лутши”. Трудно сказать, дал ли действительно Вассиан этот совет царю, но главное состоит в том, что Грозный вряд ли нуждался в таком совете. Как и большинство деспотов, он и без того следовал этому правилу. Другое дело, что не все властолюбцы имеют возможность казнить тех, кто умнее их, а бывают вынуждены просто отправлять их в отставку, подчас даже почетную, награждая орденами, чинами, титулами. Как-то было замечено, что английский король Генрих VIII (современник Грозного) полагал, что уволить министра можно, только отрубив ему голову. Его же наследники сообразили: достаточно и простой отставки. Царь Иван тоже был убежден, что единственный, или во всяком случае лучший, способ удалить от себя приближенного - казнить его, в крайнем случае, из особой милости - отправить в пожизненное заточение в монастырь.

Но и этот психологический конфликт между царем и Избранной радой был только следствием другого, более существенного конфликта - между разными представлениями о методах централизации страны.

Структурные реформы, которые проводило правительство Избранной рады, как и всякие структурные реформы, шли медленно, их плоды созревали не сразу. Нетерпеливому человеку (а царь Иван был нетерпелив) в таких обстоятельствах обычно кажется, что и результатов-то никаких нет, что ничего и не сделано. Ускоренный путь централизации в условиях России XVI века был возможен только при использовании террора. Кто знает, не общая ли это закономерность, действующая в условиях разных социально-экономических формаций? На печальном опыте своей недавней истории мы убедились, как жестко оказались связаны ускоренная индустриализация и сталинский террор. Но вернемся в более далекие времена.

Ускоренная централизация требовала террора прежде всего потому, что еще не был сформирован аппарат государственной власти. В годы правления Избранной рады суд кормленщиков на местах был заменен управлением через выборных из местного населения. Но выполняющие свои управительские функции “на общественных началах” и фактически из-под палки губные и земские старосты - это еще не аппарат власти. Центральная власть была еще очень слаба, не имела своих агентов на местах.