Хотя эти грамоты не содержали ничего обнадеживающего (в частности, в одной из них хан озвучил требование передать ему Казань и Астрахань), Иван не стал медлить с ответом и меньше чем через месяц после приема крымского гонца отправил его в обратный путь вместе со своим гонцом С. Бертеневым. И, поскольку требования хана были отвергнуты, а «великие поминки» были обещаны «крымскому» и его «земле» только после размена послами, то наученный горьким опытом предыдущего года царь заблаговременно подготовился к возможному нашествию. Как писал летописец, комментируя действия Ивана, «для крымского неправды, что с царем и великим князем гонцы будто ссылается, а на государевы украйны приходил, и для бережения государь воеводам по берегу и по украйным городом стояти велел». В марте был составлен «розряд от Поля и по берегу», гарнизоны украинных городов были усилены, а на берегу, в Коломне, Кашире, Серпухове и Калуге развернулись 5 полков рати под началом большого воеводы И.Д. Вельского (10 воевод, 37 голов, т.е. примерно 8—9 тыс. детей боярских с послужильцами). 1 мая новосильский воевода Ю.Ф. Барятинский получил царский указ «итти на Поле к Сосне и за Сосну». В случае появления татар предусматривался «сход» воевод украинных городов с воеводами береговой рати, а несколько позднее роспись была несколько изменена. В Москве решили, что в
Одним словом, в 1565 г., несмотря на то, что боевые действия на литовском фронте продолжались, Ивану Грозному удалось собрать на южной границе довольно приличные силы, и она была, не в пример прошлому году, надежно прикрыта. Эти приготовления не были напрасны. Конечно, сегодня трудно восстановить перипетии той глухой борьбы вокруг ханского трона между сторонниками и противниками союза с «московским», между «московской» и «казанской» «партиями». Однако, размышляя post factum над событиями тех лет, создается впечатление, что сам Девлет-Гирей, отнюдь не пылая излишней воинственностью, помнил о том, как он пришел к власти. Потому-то он, лавируя между разными группировками татарской знати, склонялся на сторону той из них, что была наиболее влиятельна в данный конкретный момент. А весной—летом 1565 г. «казанская» «партия», «партия войны», явно доминировала на крымском политическом небосклоне. И, продолжая переписываться с Иваном об условиях замирения, хан был вынужден идти у нее на поводу. Видимо, так можно объяснить тот факт, что после относительно компромиссной грамоты, что была передана от хана через Басманова, Иван получил новую, с более жесткими требованиями (о которой говорилось выше). И именно давлением со стороны «казанской» «партии» можно, на наш взгляд, объяснить решение хана, не дождавшись ответа из Москвы, «всесть в седло» и снова отправиться в набег. Во всяком случае, так можно трактовать сообщение А. Нагого Ивану IV, в котором он, рассказывая о событиях бурных лета и осени 1565 г., писал, что, встретив по пути на «государеву украйну» московского гонца С. Бертенева и ознакомившись с грамотами Ивана, Девлет-Гирей решил было повернуть назад. Однако, узнав об этом, «на царя и на царевича пришли землей со всем войском, что им воротиться немочно, потому что многие люди пошли на войну, а лошадей покупали заимья»{229}. Причина для продолжения похода, конечно, более чем весомая! Видимо, поход 1564 г. и в самом деле оказался для татар удачным, и в следующий ход на Москву собралось множество охотников за живой добычей. Ради такого случая влезшие в долги, они не собиравшихся отказываться от надежды разжиться «животами» и полоном только потому, что к хану приехал какой-то там гонец от правителя «неверных». А рисковать своей короной, да и жизнью в придачу ради того, чтобы продолжить переговоры с неуступчивым русским царем Девлет-Гирей не желал.