Иван Грозный и Девлет-Гирей

Недостаточное внимание к проблеме русско-крымских взаимоотношений на рубеже 1560-х —1570-х гг. тем более не может быть оправданно, тем более если принять во внимание, что источников для ее изучения сохранилось не в пример больше, чем, например, по той же опричнине. Это и записи в разрядных книгах, и чудом пережившие московские пожары и разорения разрозненные материалы делопроизводства Разрядного приказа, и летописи, и показания очевидцев и современников тех событий, и другие источники. Обидно, что отечественные историки, даже такие маститые специалисты по истории России времен Ивана Грозного, как А.А. Зимин и Р.Г. Скрынников, так мало внимания уделили этой странице нашей истории. Попытаемся хотя бы отчасти восполнить этот пробел.

Итак, в 1567 г. напряженность в отношениях Москвы и Бахчисарая снова начала нарастать. В ханских речах снова зазвучали стальные нотки, и формальным поводом к тому стало усиление московского влияния на Северном Кавказе. Еще в октябре 1567 г., обеспокоенный тем, что Иван предпринимает попытки закрепиться на Северном Кавказе, Девлет-Гирей заявил русским послам: «Ко мне пришла весть…, что царь хочет город ставить на Терке… И будет государь хочет со мною быть в дружбе и в братстве, и он бы города на Терке не ставил…» К этому требованию хан добавил еще одно — дать ему «Магмет-Киреевы поминки». В противном случае, угрожал крымский «царь», «…он (т.е. Иван Грозный. — П.В.) мне (т.е. Девлет-Гирею. — П.В.) давай гору золота, и мне с ним не мириватца, потому что поймал он юрты бусурманские Казань и Асторохань, а ныне на Терке город ставит и несетца к нам в суседи»^{236}. Прибывший затем в Москву крымский гонец Аличауш доставил Ивану ханскую грамоту, в которой тот еще раз категорически потребовал снести возведенный город и вернуть ему Казань и Астрахань, угрожая в противном случае «за свой сором» «стояти». Той же осенью три ханских сына, отправившиеся было в набег на русскую украину, с полпути повернули на Кавказ, на кабардинских князей, а заодно получили ханский наказ проверить, действительно ли на Терке стоит русский город^{237}.

Ответ Москвы был однозначным и жестким. Иван и его бояре, выслушав ханские претензии, пришли к выводу, что «в царевых грамотах к доброй зделке дела нет», ну а раз так, то и речи об удовлетворении требований крымского «царя» быть не может. В ответной грамоте было прописано, что и Казань, и Астрахань «изначала от дед и от прадед русских государей и на те юрты сажали русские государи», и потому невозможно «тех юртов поступитися». Что же касается города на Терке, то хану было заявлено, что город этот был поставлен по просьбе царского тестя для его обороны от врагов. Правда, Иван все же решил смягчить негативное впечатление от своего отказа и послал хану несколько большие, чем обычно, «поминки», а также предложил Девлет-Гирею послать одного из своих сыновей в Касимов, вассальное татарское княжество. По мнению А.В. Виноградова, этот шаг Ивана был продиктован стремлением русских усилить заинтересованность хана в отношениях с Москвой и тем самым снизить уровень угрозы со стороны Крыма^{238}.

Однако расчеты Ивана и его советников не оправдались. Девлет-Гирей, поначалу изъявивший желание продолжить переговоры с Москвой на основе ее последних предложений, внезапно переменил свою точку зрения. О причинах этой перемены существует несколько точек зрения, но, на наш взгляд, наиболее близко к истине мнение А.В. Виноградова. Хан не был заинтересован в прекращении «крымского аукциона», позволявшего ему и его ближайшему окружению без особых на то затрат получать вполне осязаемые выгоды. Однако «казанская» «партия» вкупе с польско-литовской дипломатией, для которой жизненно необходимо было вовлечь Россию в войну на два фронта, прилагали все возможные усилия с целью вынудить хана перейти к более активным действиям. До поры до времени Девлет-Гирей успешно противостоял этому давлению, но только до поры до времени. Когда в игру включился новый игрок, крымскому «царю» пришлось уступить. Речь идет об Османской империи.