Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

- Делу великому, коему суждено возвеличить имя моего государя превыше имени византийских владык, немало помех больших и мелких стоит на пути. Но ни Вассиан, ни Максим Грек нам не чинили в том никакой помехи. Немцы истинные враги наши... Многие творят неустройства Печатному двору. Твой гнев на ливонских господ - достойное им наказание.

- Но церковники-иосифляне также косятся на то дело...

Макарий тяжело вздохнул.

- Много врагов у нас, государь, слов нет. Тьма сатаны застилает разум не токмо заволжским старцам. Порою и сами мы в иных делах стоим на распутьи: что благо и что в ущерб церкви и царству? Враги наши лютуют, но, поверь, государь: у них больше упрямства, нежели веры в свою правду.

Иван Васильевич словно того только и ждал. Он подошел к Макарию, склонился над его ухом, обдав горячим дыханием старца, спросил:

- Не они ли отравили Анастасию?

Митрополит вздохнул.

- Не ведаю, государь!

Наступило продолжительное молчание. Царь, отвернувшись к окну, тяжело дышал.

После ухода Макария из царских покоев Иван Васильевич, убрав гусли и написанную им бумагу, сел в кресло, и глубоко задумался.

Вассиан, Максим Грек, Макарий и многие другие учителя и философы любят разглагольствовать "о свойствах благоверного царя"... Максим Грек, муж мудрый, бывалый, пришелец из заморских краев, говорил, чтобы цари "великою правдою и страхом божиим, верою и любовью полагали на небесах сокровища неистощимые милостыни, кротости и благости к подвластным".

"Неразумные мудрецы!"

Лицо Ивана Васильевича стало хмурым, суровым.

Не они ли во всех писаниях укоряют вельмож и монахов в любостяжании, насилиях и многих неправдах? Разве не Максим Грек обвинял монахов в "губительном лихоимстве и в том, что бичи их истязуют монастырских крестьян"?

Но кто же тому препятствует, коли царь будет "великою правдою и страхом божиим, верою и любовью полагать на небесах сокровища неистощимые милостыни, кротости и благости к подвластным?"

И не больше ли царь сотворит блага для людей, коли в строгости и немилосердном гневе станет искоренять неправду, коли огонь, меч и вериги в царских руках послужат к укреплению страха перед царем и богом?

"Кротость и благость к подвластным?!"

Не это ли и сгубило великого Константина в Царьграде?

Изо дня в день прославляли подданные его величие, мудрость, благость и кротость, а Византию не смогли защитить, сдали ее неверным, показали трусость и слабость на полях сражений.

Внушив своему владыке, что он должен быть кроток, добр, причислив его к лику святых, они расслабили, обезоружили царскую власть и стали беспастушным, лишенным воинской отваги и стойкости стадом.

Не этого ли хотят от него, царя всея Руси, греческие и отечественные мудрецы?

"Нет! Не быть по-ихнему! Клянусь тебе, Анастасия, расплачусь за тебя с врагами!"

Пускай мудрствуют отцы церкви, ведут споры на вселенском соборе, раздирая писания святых апостолов в угоду той или иной церковной партии, пускай цепляются за буквы древних рукописаний, но не мешают царю поступать так, как того он хочет!

Сияние и тепло святительского поучения не должно обессиливать железного меча земного властелина... Царская воля должна быть превыше власти священноначальников, святая кротость пускай украшает священнослужителей, а не царей.

Может ли внук и сын великих князей Ивана Третьего и Василия Третьего, не дойдя до вершины единодержавного могущества, над созданием коего трудились они, остановиться на полдороге и предаться кротким размышлениям о небесной благости, о безмятежном райском покое?

Это нужно врагам царства, а не друзьям его.

Нет! Этого никогда не будет!

Меч карающий, железный меч мщения и смерти царь будет еще крепче держать в своей руке!

X

В густой зелени ясеней, кленов и дубов на берегу величественного Рейна приютился маленький чистенький городок Шпейер - кучка выглядывающих из зелени старинных крохотных домиков с черепичными крышами, с белыми остроконечными башенками. Самое большое, красивейшее здание - собор свидетельствует о мире, вековом уюте и погруженности в молитвенное раздумье. Этот собор - святыня, чтимая всей Германией. Здесь ставка протестантского епископства рейнских земель. Под сенью этого именно собора нашли себе тихое пристанище "почившие в бозе" многие немецкие владыки, начиная с императора Конрада Второго и кончая семьей Фридриха Барбароссы.

Но было бы непростительною ошибкою довериться первому впечатлению мира, тишины и нерушимого покоя, которым веяло от городка Шпейера.

Многих ужаснейших кровопролитий и споров между католиками и протестантами был он безмолвным свидетелем. Не раз враждующие партии пытались сжечь его и разрушить до основания, не щадя и своего прекрасного собора.

Шпейер - место постоянных всегерманских съездов и всяких иных сборищ, где сталкивались в отчаянных схватках государственные и церковные партии. Немногие другие немецкие города могли бы в этом поспорить со Шпейером.

Здесь и открылся 11 октября 1560 года всегерманский депутационстаг.