Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

- Кому вы молитесь! Деревяшкам, о которых ничего не знаете. Высшие истины вероучения недоступны вам... Много церквей у вас, но они похожи на торжища... В них спорят, разговаривают, даже дерутся и ругаются скаредно... Нужны железные ноги, чтоб не упасть от утомления и усталости, ибо молятся у вас стоя. Орденские братья призваны богом истребить язычество и неверие... Ты научишься молитвам, будешь грамотна, будешь ходить в нарядных платьях и башмаках, будешь такою же, как немка. Ты поймешь все христианские добродетели... Забудешь, что поклонялась куску дерева и слушала бредни грязных, невежественных попов... Желаешь ли стать христианкой? Признаешь ли немецкую веру?

Параша слушала пастора с удивлением и гневом. Все, что он говорил, оскорбляло ее, она готова была плюнуть в лицо этому навязчивому немецкому проповеднику, но его глаза были такие красивые, такие честные и печальные и голос тих, вразумителен. Она невольно заслушалась. Грешно переносить молча хулу на православную веру, но... Впервые она слышит такие дерзкие речи. За такие бы слова в станице либо сожгли, либо обезглавили.

- Ты будешь... - пастор в задумчивости остановился. - Наш магистр хочет... Но не ради того я говорю тебе, чтобы прельстить тебя соблазном роскоши и праздности. Нет для меня высшего счастья, нежели видеть человека, вырванного из мрака язычества и причисленного ко христову стаду. Подумай! При твоей красоте телесной, если ты приобретешь и красоту духовную, ты можешь стать герцогиней, княгиней, высоко быть поднятой над людьми... Ты можешь стать повелительницей, иметь рабов.

- Не надо рабов! Ничего не надо! Пустите меня домой!

Параша сделала движение, обозначавшее, что она не хочет больше его слушать, что она уйдет отсюда... Пастор смиренно отошел в сторону, с кроткой улыбкой глядя на девушку.

- Меня не бойся, дочь моя! Если бы я во имя бога и пресвятой девы Марии захотел отпустить тебя из замка, то и тогда бы ты не ушла... Стража задержала бы тебя при первом же твоем шаге. Скажи мне без страха - хочешь ли отречься от язычества и перейти в христианскую веру?

- Я не язычница... И вере своей не изменю. Отпустите меня! Моя вера вера моих отцов, моей родины... Изменить им я не могу!

- Я не держу тебя. Уходи. Насильно обращать в христианство не стану. Вера - добрая воля каждого... Таинства силою не вершат.

- От вас ли слышу то?.. Отец рассказывал, как рубили вы народ за веру... Мы слыхали, сколько крови пролито вашими королями за веру!

Пастор промолчал.

Девушка облегченно вздохнула. Она не знала молитв и не понимала ничего из того, что говорили и пели в церкви, но ей была дорога родная вера, вера русского народа. Изменить вере - стало быть, изменить родине, изменить своей земле. На это Параша не пойдет, даже если ей будет угрожать смерть.

- Подумай о моих словах, отроковица. Время терпит. Но знай: никто тебе здесь зла не причинит.

Пастор помолился на распятие и вышел.

Параша опустилась в кресло, задумалась. Что же дальше? Руки на себя наложить! Но и это грешно... нехорошо. Она не сможет решиться на это. Надо надеяться на милость божью и на свое терпение.

В комнату вошел он, этот страшный, сухой человек со стеклянными, холодными глазами. Он покачивает головой, грозится, подходит к распятию, что-то шепчет, опять обертывается к Параше. На черном бархатном камзоле его - вышитый серебром череп и под ним две кости.

- Отпустите меня... На что я вам!

Параша сама испугалась своего пронзительного выкрика.

Желтый человек покачал головой с усмешкой,

- Wessen das Erdreich ist, dessen ist auch der Schatz*.

_______________

* Чья земля - того и клад.

Она не поняла его слов, но после этого его глаза стали еще страшнее. Он заскрежетал зубами, по лицу расползлись морщины.

- Не мучьте меня!

Колленбах вдруг отвернулся и, погрозившись пальцем на Парашу, ушел.

Вслед за тем явилась Клара. Она была печальна.

- Сама я была такой же, как и ты, и богу молилась по-русски... Была я и католичкой. И не понимала ничего... Только когда стала лютеранкой просветлел мой ум и сердце мое благодатью исполнилось. Пастор приехал к нам из Ревеля. Он святой человек. Он никогда не веселится, на пирах не бывает, не любострастен, прямой и честный. Молодой, но ему чужды забавы молодости. Служба в кирке и книги - в этом его жизнь...

- Но я не могу изменить вере! Не хочу! Ни за что! Дивуюсь я тому, как ты могла изменить родной вере и своей родной земле. Мне стыдно смотреть на тебя.

- Самая страшная измена - измена Христу... Измена деве Марии. Ваша вера - не христианская, царь у вас выше Христа. Московиты - язычники. Я плакала, когда узнала о твоем упорстве. Наш господин добр и честен. Он не хочет твоей гибели. Он верит в твое благоразумие. У тебя будет время одуматься... Иди, я отведу тебя в твою келью... Если же будешь упрямиться, страшная казнь ждет тебя. Тогда Колленбах будет беспощаден.

Бальтазар Рюссов писал: