- Тогда, - молвила Клара, - господин Генрих побоится держать тебя в неволе... Ратманы не захотят гневить царя. Ты можешь пожаловаться нашему ратману Крумгаузену. Он с царем дружит. Во дворце у него бывал. Другой ратман, тоже немец, Арндт фон Деден, часто говорит о мудрости вашего Ивана. Он, как и Крумгаузен, сторонник Москвы. Не бойся! Ты будешь свободна! Оба ратмана не в ладах с господином Колленбахом и бывшим нарвским фогтом. Они заступятся за тебя, коль скоро будет перемирие.
Параша рассказала Кларе о том, что с ней было.
Вечером ее заставили плясать... Чтобы не злить страшного Генриха, она плясала, по-московски, с каким-то хмельным рыцарем... Она нарочно прикинулась веселой, беспечной. Лихо притоптывала каблукам и кружилась. Полуодетые, растрепанные, бесстыжие женщины пили вино с пьяными рыцарями, садились к ним на колени и хохотали, глядя на Парашу... Она улучила удобную минуту и убежала к себе в комнату; за ней вслед прокрался этот безумный Колленбах. Ворвался... Пришлось вскочить на стол и выбить ногой из его рук проклятую шпагу. Тогда он стал умолять, стоя на колене, чтобы она "подарила его лаской". И вот она закричала... Спасибо пастору!..
Глубокою ночью, в непроглядной темени, подходило московское войско к Иван-городу. Черной ленте его, казалось, и конца не будет. Андрейка часто поворачивал своего коня и с любопытством смотрел вдаль на белую равнину, чтобы увидеть - где же войску конец? Но из снежной мглы, будто сказочные витязи из морской пучины, вылезали все новые толпы воинов, кони, розвальни и туры.
Нехотя, через силу, тащили лошади за собою нагруженные добычею сани. В морозном воздухе гулко разносился по полям скрип полозьев, топот и фырканье коней, людские голоса. Все чувствовали усталость после продолжительного перехода от Дерпта до Иван-города. Тянуло на отдых, к настоящему доброму сну. Надоело уже зябнуть в снегах и питаться сушеной рыбой да хлебом.
Рядом с Андрейкой верхом ехал Мелентий. Впереди - дворянин Кусков, а еще впереди - Василий Грязной. У него болели зубы. Он обвязал щеку тряпкой, съежился и всю дорогу потихоньку стонал. Андрейка натер себе ногу сапогом, нога ныла. Мелентий исподтишка смеялся и над Грязным и над Андрейкой:
- Дьячки вы, пономари, а не воины.
- Полно потешаться... Не услыхал бы!
- Гляди, башка, он весь в ворот ушел и носа не видать... А ведь и войны-то путем не было - одна потеха... Попужали народ - и все тут. Нет! Кабы я царем был - спуску не дал бы, так бы до самого моря напролом...
От воевод приказ: приблизиться к Иван-городу тихо, без дудок и набатов, чтобы не пугать народ. Когда проходили Псковскую землю, пошумели, погалдели, повеселились, а в монастырях и вина попили. Как говорится, и у отца Власия борода в масле. Монастырские погреба - прибежище неиссякаемое. Да и сами чернецы богу не даром молятся. Псковские колокола до сих пор в ушах звенят. Царек Шиг-Алей таким охочим до церковных служб оказался прямо измучил всех. Ни одной церкви не пропустит, чтоб войско не остановить. Царь Иван хоть кого святым сделает! Его боятся, как оказалось, не только в Московском царстве, но и в Ливонии. При одном его имени трепещут немецкие бюргеры. Детей им пугают.
Иван-город уже стал виден, и Нарва тоже. В Нарве огней больше богаче она.
Ертоул уже давно в Иван-городе - ночлег готовит войску и еду.
- Эй, пушкарь, слезай с пушки! Довольно спать! К немцам приехали.
- Вылезай, кот, из печурки - надо онучи сушить!
- Полно вам галдеть! - недовольно проговорил заспанный пушкарь, вылезая из-под рогожи.
- Чего галдеть!.. Иван-город!.. Гляди!.. Вона там!
Вот уж плетни, валы, избенки сторожей... Из сугробов выглядывают бревенчатые церковушки, дома, овины, а над ними громадной, темной глыбой нависла каменная крепость. Лошади, почуяв жилье, оживились, зафыркали... Люди слезли с розвальней, пошли пешком... Все встрепенулось, все возрадовалось... Близок ночлег!
IX
Ливонское рыцарство тринадцатого марта съехалось в городе Вольмаре, в ста верстах на северо-запад от Риги.
Много свечей сгорело, много пота было пролито, много гневных речей прозвучало под каменными сводами мрачного Вольмарского замка.
Магистр Фюрстенберг, морщинистый, усталый, старческим голосом напомнил рыцарям о "славном прошлом" Ордена. Он настаивал на том, чтобы все военные силы собрать воедино и двинуть к границам ливонским. Он говорил, что спор между Орденом и Москвою можно разрешить только в открытой войне.
Депутаты Риги, Дерпта и других городов не разделяли взгляда магистра.
- Если такой смелый государь, как Густав шведский, не смог одолеть московита, то где же нам отважиться на войну, - заявил один из представителей Риги. - Не лучше ли заключить мир с Москвою?
Посол Риги прямо объявил, что Рига не считает себя обязанной защищать других, разбрасывать свои силы по Ливонии. Рига и другие приморские города могут защитить себя своими стенами, имея возможность всегда получать с моря продовольствие и оружие. Рига выдержит напор русских, а остальные города пусть защищаются как умеют.
Ревельские послы тоже требовали заключения мира с Москвой.