Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Быстро соскочил он со своего коня, привязал его к возку и помог вознице вытащить возок из овражка. Когда Игнатий отвязывал коня, девушка выглянула из возка и спросила, кто им помог выбраться на дорогу. Увидев Хвостова, она смутилась, но как-то невольно крикнула: "Спасибо тебе, добрый человек!" Он разрумянился и, отвесив низкий поклон, произнес тихо-тихо: "Бог спасет, красавица!"

Только и всего. После этого у Анны появилось желание два раза в день ходить к медвежонку - утром и в полдень. И каждый раз она чувствовала, что на нее смотрит этот красавец, этот сказочный гость, голос которого так очаровал ее. Недаром - она подслушала это однажды в разговоре отца с матерью - его полюбил сам государь Иван Васильевич. Царь призывал его к себе уже не один раз.

Еще веселее стало Анне и приятнее смотреть на отцовский дом, на пожелтевшие березки вокруг их жилища, даже на усадебные ворота, в которые верхом въезжает он. А в медвежонке она уже стала видеть не лесного зверя, а своего доброго слугу, тайного своего сообщника.

Феоктиста Ивановна подметила в дочери перемену. Успешнее спорилось в ее девичьих руках и шитье, и вязанье, и всякое иное дело. Все выполняла она теперь с большею охотою, бодро и легко. И с родителями она стала еще ласковее. И в моленной дольше стояла на коленях и усерднее молилась.

Отец был молчалив. Посматривал озабоченно на оживленное, веселое лицо дочери, когда она сидела за прялкой или за вязаньем, а один раз даже произнес вслух, сокрушенно вздохнув:

- Трудно человеку побороть в себе дух сомнения. Прости ты, господи! Испорчены мы, грешные!

- Господь милостив, простит... - стараясь успокоить мужа, поспешила отозваться на его слова Феоктиста Ивановна.

Шли беспечально дни за днями. И вот однажды государь вызвал Никиту Годунова во дворец и приказал ему немедля снаряжаться в дорогу, сопровождать в Вологду обоз с корабельными снастями. В последнее время стали случаться нападения разбойников на государевы и торговые караваны. Многие крестьяне из разоренных войною и мором сел и деревень ушли в леса и примкнули к ворам. И велел царь написать грамоты к разбойникам, что коли они покинут татьбу и покаются, то государь их простит и на свою службу возьмет. Эти грамоты велел царь раздавать в деревнях по дороге в Вологду.

Никита Годунов, помолившись в Успенском соборе, взял с собою две сотни стрельцов и, провожаемый посадскими ротозеями, двинулся с обозом в путь.

Перед расставаньем с семьей он долго поучал жену и дочь, чтобы они хранили пуще глаза честь семьи. Ни одним словом он не намекнул на Игнатия Хвостова, но и матери и дочери было ясно, о чем идет речь. Благословил жену и дочь, прижал их по очереди к сердцу и помчался без оглядки к своему стрелецкому отряду на тот берег реки Москвы, в Стрелецкую слободу.

Поплакали Феоктиста Ивановна с дочерью, погоревали, а затем с молитвою снова занялись своею обычною работой.

После отъезда отца Анна стала еще чаще кормить медвежонка, а один раз и вовсе осмелела до того, что сама глянула на вышку и увидела... Игнатия. Он ей делал руками какие-то знаки. Она ничего не поняла, и это было ей очень досадно. Любопытство ее еще сильнее разгорелось.

Феоктиста Ивановна зорко приглядывалась к своей дочке. Она, как мать, как женщина, втайне сочувствовала ей. Вспомнила свою молодость, свои страдания из-за любви к Никите Годунову, вспомнила о тех преградах, которые мешали ее счастью, и ей стало неизмеримо жаль дочь. Но чем помочь, что можно сделать, чтобы дочь была счастлива?

Старинная русская поговорка гласит, что огня, кашля и любви от людей не спрячешь. Анна, как ни старалась спрятать свои тайные думы о незнакомце, поселившемся в их доме, - все же не раз выдавала себя. Феоктисте Ивановне немного нужно было, чтобы понять, что дочь думает и страдает о государевом молодце; "любовь - как говорится - в глазах видна". Да и молодец-то тоже стал беспокойнее и не раз, сидя у себя на вышке, песни заводил, чего прежде никогда не бывало, а пел он очень грустные песни. Мало того, стал часто спускаться во двор, кормить зерном голубей, которых Годунов в изобилии приручил к своему дому.

Феоктиста Ивановна с тревогой наблюдала все это, но поделать ничего не могла, - не хватало смелости остановить парня, да и жаль было его, и совестно. У нее, у самой, постепенно стало появляться какое-то нежное, теплое, материнское чувство к юноше, смешанное с жалостью. Ее самое смущали его голубые, опушенные черными ресницами, полные наивного любопытства глаза.

Борис Федорович упрекал Никиту за суровость и нежелание поселить юношу в своем доме. Это слышала сама Феоктиста. Она слышала, как Борис Федорович напомнил своему дядюшке, что сам он в юных годах не был тихоней и у всех на глазах шел в дом стрелецкого сотника, отца Феоктисты. Стало быть, Борис Федорович не против того... Он добрее!

Много думала обо всем этом Феоктиста Ивановна, многое втайне она осудила в своем муже, и особенно его непомерную строгость к дочери. Она решила положиться на волю божью, усердно помолившись о том, чтобы никакого худа от сего не приключилось.