Читаем Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня) полностью

Игнатий и Анна испуганно вскочили. Заглянули в окно.

На дворе стоял оседланный конь, а около него - стрелец, покрытый пылью, в изодранном кафтане.

Со всех сторон усадьбы сбежался народ. Бабы подняли вой.

Игнатий и Анна быстро сошли вниз.

Гонец поведал народу о том, что за Ярославлем по дороге к Вологде на стрелецкий отряд, охранявший царский обоз, напали разбойники и многих стрельцов убили, а Никиту Годунова ранили. И находится он теперь в Ярославле в монастыре, где его лечат монахи травами.

- Бились мы целый день, - рассказывал крестьянам стрелец, - да их сила велика, и напали они ночью, никто не ожидал того, и многие спали в шалашах. Ограбили они всю царскую казну, что дьяки везли при обозе. Дрались лесные бродяги зло, храбро, не боясь смерти. Немногим удалось спастись от них...

Мужики начали расспрашивать про разбойников: кто они, из каких, чьи?

Стрелец на эти вопросы не мог дать ответа. Мялся, оглядывался по сторонам, но так ничего и не сказал мужикам о тех людях.

- Чего ж ты?! - разочарованно вздохнул седенький старичок. - Э-эх, господи, господи! Не поймешь, что на белом свете творится!

Стемнело. Из-за облаков выглянул месяц, осветив лицо рыдающей Анны.

Феоктиста Ивановна ушла в дом и там на коленях молилась о сохранении жизни мужу.

Игнатий принялся утешать Анну и, незаметно сам для себя, нарушил великий запрет - отвел Анну в ее светелку, куда ни один мужчина не должен был входить. А он - мало того, что вошел туда, - но и принялся, утешая, нежно ласкать девушку, целовать.

В столовой избе царевича Ивана Ивановича большой пир. Боярские, княжеские и дьяческие сынки, забубенные головушки, изо всех сил пыжатся друг перед другом показать свою хмельную удаль. Молодой парнишка, безусый, щеголевато одетый, сын князя Масальского, Гришка, вскочил верхом на дьяческого сына Петруху и заорал во все горло: "айда к аглицкой королеве!" Царевич Иван подбежал к нему и надел ему чашу, тяжелую, серебряную, на голову: "вот тебе и корона аглицкая". Гришка Масальский свалился на пол под общий хохот знатных юнцов. Чаша с громом покатилась под стол. Боярский сын Енгалычев Михайла, краснощекий, откормленный маменькин сынок, полез под стол, поднял чашу, наполнил ее дополна брагой и выпил ее на глазах у всех до дна.

Иван Иванович обнял двух парней, затянул непристойную песню. Ему с одушевлением стали подтягивать все находившиеся здесь хмельные юнцы.

Когда кончилась песня, царевич Иван поднялся и громко сказал:

- Вот кабы мы с вами пошли подо Псков, на Батория... не было бы того стыда, что видим ныне... Всех бы мы перебили! Всех бы в полон взяли!.. Сенька Милославский у меня был бы первым воеводой... Ты, Гришка Масальский, - вторым воеводой... Прости, господи, меня грешного, - осуждаю я государя... Все не по-моему идет... Так ли говорю я?!

- Истинно, государь Иван Иванович! Истинно! - закричали полупьяными голосами молодые княжата и боярские дети.

- А теперь выпьем за батюшку государя! - воскликнул Иван Иванович, наполнив свою большую золотую чарку.

Кто-то крикнул: "девок! девок!"

Иван Иванович вскочил, оглядел хмельными глазами всех и строго сказал:

- Не забегайте вперед! Государь я ваш или нет? Лобызайте мою руку!

Все бросились к руке царевича, по очереди прикладываясь к ней.

- Или забыли, как я Ваньке Медведеву голову срубил?!

- Помним, батюшка Иван Иванович, помним, - залепетали юные гуляки в страхе.

- Всех я вас жалую, но всех я вас могу и на плаху свести...

Лицо Ивана Ивановича исказилось злобою, он с силою ударил по столу:

- На колени! Я - ваш государь и владыка!

Вельможные сынки уже привыкли к капризам царевича и знали, что вся эта строгость его сейчас же сменится безудержным весельем.

Но не успел царевич сменить гнев на милость, как дверь в горницу распахнулась и вошел царь Иван Васильевич, сопровождаемый Годуновым и Бельским.

Царевич Иван стоял на подушке кресла во весь рост, а вокруг него ничком по полу распластались юные княжата и боярские сынки.

Несколько минут царь Иван молча осматривал находившихся в горнице молодцов, а затем, обратившись к Годунову и Бельскому, сказал:

- Вот, глядите на боярских ребят! Любуйтесь боярскими сынками, как я вот теперь любуюсь на своего Иванушку... Каковы же плоды получим мы из сего семени?! О князья и бояре! Вникните в сие! Страшусь я судьбы детей своих и ваших. Несчастные! Они хотят победить скуку от сытости и беспечности умножением забав. Не успеют еще вступить в жизнь - и все уже для них истощено. В своей вельможной молодости они уже знают высокомерное отвращение к жизни и людям, они уже не смотрят с любопытством вперед. Сие прилично лишь выжившим из ума старикам. Каких слуг ты себе готовишь, царевич Иван?! - тихо произнес царь, ткнув с отвращением жезлом в сторону лежавших на полу юношей. - Куда ты и себя готовишь, несчастный?!

И, обратившись к Бельскому, Иван Васильевич сказал:

- Богдан, вели выпороть их всех бичом на глазах царевича Ивана.

Бельский приказал боярским и княжеским детям встать и следовать за ним. Покачиваясь, щурясь, глупо и растерянно улыбаясь, двинулись юнцы вслед за ним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза