- Так вот, внимай, хочу я тебе открыть: не зря я того юношу, по отчеству Никитича, тебе сдал на попечение, не зря. Слушай! Один старец из Кирилло-Белоозерского монастыря открыл мне тайну некую. Сказал он мне, что тот самый парень, Игнатий, коего ты к дядьке своему отвел, есть чадо убитого Васькой Грязным боярина Никиты Колычева... Иноки хоронили дитё колычевское от меня у себя до сей поры, именуя его Хвостовым, а мать сего парня - игуменьею будто в каком-то монастыре близ Устюжны, заточена была в те поры. Парень того не знает, да и знать того ему не след. А подослали его ко мне в сад нарочно. Напомнили мне о былой лютости моей. Как предстану аз пред всевышним Судией?! Доброе дело вручает мне сам господь совершить... "Загубили древо, - подумал я, - взрастим же в холе и тепле семя его". Да будет парень верным слугою царства нашего и искупит своею праведною службою все грехи отцов своих... Обласкайте его, берегите... Назло всем хочу сделать Колычева непохожим на Колычевых. Совесть моя того требует. Настало время думать мне о предбудущих днях... Добрых дел жажду!
- Твоя воля, государь!
- Что же ты этак исподлобья смотришь на меня?! Аль не по сердцу сия затея?!
- Взираю с благоговением на тебя, государь. Краше солнца царская добродетель.
- Борис!
- Слушаю.
- Устоит ли Псков? Хватит ли силы? А? Как ты о том думаешь? Угроза ему великая.
- Устоит, государь. Знаю я хорошо прямого, храброго Шуйского Ивана Петровича и князя Андрея Хворостинина, а Скопин-Шуйский - мой ближний друг... Силою и смелостью бог не обидел и его.
- Точно бы и так... - Царь тихо сказал: - Иван царевич просит у меня войско, дабы ко Пскову на выручку идти... Боюсь! Ни одного воина нельзя нам снимать с Москвы... Жду нападения новых ворогов. Кто будет Москву оборонять? Отказал я царевичу. Что ты скажешь? Отвечай прямо, не бойся.
Годунов низко поклонился, тяжело вздохнул.
- Псков, думается мне, устоит. Обождать надо. Твое, государь, решение мудростью овеяно. Полки от Москвы оттянуть, - стало быть, открыть дорогу к царствующему граду Москве.
- Смотри, держи про себя, - что поведал о царевиче... А того парня готовь к службе. Не худо бы и его с Шевригиным в Рим отослать.
Борис Годунов сказал:
- Пускай полюбуются, какие у нас красавцы есть.
Царь нахмурился, неистово шлепая ладонями по локотникам кресла.
- Вот, когда я ломаю колычевскую спесь!.. Сломлю и поставлю на своем!.. Никакая казнь так не утоляла моей жажды мести, как оная добродетель! Пойми, Борис! Радуйся такой перемене! Никита был враг мой, а его сын будет моим добрым слугой! Вот моя месть!
Борис не знал, что говорить, широким размахом руки осенил себя крестным знамением:
- Дай, господи, моему чадолюбивому государю, здравствовать многие годы! Вижу чудесные перемены впереди! Все должно совершаться согласно твоей государевой воле.
- Полно тебе! Все ли? - возразил царь, покачав недоверчиво головою. Ни на един час не забываю я о свейском Делагарде. Гляди, уже к Нарве он рвется. На нашу новгородскую землю зарится. Отослал я туда Шереметева и еще двух воевод на подмогу. Что-то будет?! Стефана так я не боюсь, как свейских воевод. Сильны они! Крымского хана тоже не страшусь. Не до нас ему. Турецкому султану помогает он против персов... Война там у них. Нехристи передрались. Нагой все разведал, не зря его посылал я... Басурманы меж собой в лютой злобе. С христианских королей пример взяли. Персидский шах с турками-собаками воюет, бьет их, а мне подарок прислал: зело нарядный трон. Шесть сотен алмазов на нем, да столько же рубинов, сапфиров, да смарагдов и бирюзы нивесть сколько. А есть и в половину голубиного яйца. Знатно порадовал меня шах Аббас! Мне его надобно также одарить... Силу нашу видит Аббас. Не так ли?
- Драгоценные дары подобные не приходят без значения... Шах почтил могущество твое, государь...
- Большая надежда, Борис, у меня на северные наши вотчины, на Поморье. Коли укрепим там свою морскую силу, так и Свейской державе в те поры не поздоровится. Грозное место - те берега. Давно я думаю о том.
Годунов с восхищением в глазах воскликнул:
- На Студеном море - непобедимою станет Русь, государь! Постоянно и я о том думаю.
- Не будем же терять времени! Монахи нам помогут. Вон печенгский игумен Трифон с чернецами в Вардегуз плавал и торг вел рыбой, рыбьим жиром и иным добром. О том мне поведал бродяга-монах Гавриил, коего принял я на свою, государеву, службу... Рассказал он мне, будто в Печенгу приплывают для торга датские, свейские и голланские люди. Не будем чинить им препоны. Пускай без зацепки строят свои дома, кладовые на торговых путях между Москвой и Студеным морем... Гавриил назвал те пути "божьей дорогой к великому окияну". Велел я Бельскому снарядить обоз на устье Двины-реки, чтоб пристанище там оснастить. Того чернеца, Гавриила, приручить надобно. К обозу я приставил его. Пускай советником у воеводы будет.