Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Из Ярославля прибрели усталые, пропыленные стрельцы во двор Никиты Годунова. Они принесли добрую весть о том, что Никита Васильевич поправляется и скоро вернется домой.

Феоктиста Ивановна прослезилась; накормила, напоила стрельцов, расспросила их про беду, которая случилась с ними, а затем приказала уложить их спать.

В то время, когда мать беседовала со стрельцами, в башенке, где жил Игнатий, делилась радостной вестью с юношей красавица Анна. Оба обнялись и крепко друг к другу прижались, счастливые, довольные тем, что Никита Васильевич жив и выздоравливает. Правда, их обоих тревожила мысль - как же дальше, когда вернется Никита Васильевич, как же тогда-то они будут встречаться? Но... тут же вдруг хотелось об этом забыть, не думать: ведь вот они вместе, ее теплая щека прижимается к его горячей щеке, ведь вот они так счастливы сейчас, а там... что будет, - прочь сомнения! В окно вливается ароматное тепло из сада; сгущаются летние сумерки; стрекочут кузнечики; поет о счастье, о любви предвечерняя тишина.

Но вот внизу послышались шаги матери, Анна вскочила, наскоро поцеловала Игнатия и опрометью бросилась вниз по лестнице в свою светелку.

Наступил вечер. Феоктиста Ивановна вошла к Анне и позвала ее с собой в моленную, чтобы вознести благодарственную молитву богу о благополучном исходе недуга Никиты Васильевича.

Но только что они кончили молиться, как во дворе появился верховой. Оказалось - гонец Бориса Федоровича. Феоктиста Ивановна вышла на крыльцо встретить гонца.

- Борис Федорович наказал мне, чтоб вместе со мной ехал к его милости Игнатий Хвостов.

- Что так поздно? - с удивлением спросила Феоктиста Ивановна, обеспокоенная тем, что в такой поздний час вызывают Игнатия. Она уже знала по опыту, что гонцы, посещающие служилых людей вечером, приносят с собою что-нибудь необычайное, срочное, нередко и худое, нарушающее мирное течение жизни семьи.

Гонец ответил, что он не знает, зачем вызывают к Годунову Игнатия Хвостова, но что ему приказали, как можно скорее привести его с собою.

Юноша быстро собрался, сел на коня и в сопровождении годуновского гонца выехал из ворот усадьбы на дорогу. Оглянулся. Это видела из своей светелки Анна, ей взгрустнулось. Феоктиста Ивановна не была удивлена, когда увидела невеселое лицо дочери, и чтобы успокоить ее, сказала:

- Скоро батюшка Никита Васильевич будет с нами, - и ласково погладила по головке дочь.

Анна, слабо улыбнувшись, проговорила:

- Матушка, я рада, что батюшка приедет... - и вдруг дрожащим голосом на ухо матери сказала: - Но мне страшно! Боюсь чего-то... Сама не знаю...

И заплакала.

- Да бог с тобою, Аннушка, дорогая доченька!.. Не сглазил ли тебя кто? Порчи какой нет ли? Ложись спать, помолись "богородице-скоропослушнице"... Она услышит тебя... Помолись, чтоб злых духов от тебя отогнала... Не кручинься... Бог милостив!..

- Прости меня, матушка!.. Неразумная я, да и грешная... Мысли разные одолевают меня...

- Полно, дите мое!.. Полно! Бывало такое и со мной в твои годы... Стало быть, так уж богу угодно, чтобы в юности страх был о будущих днях... Не ведают юные девушки, что ожидает их, а ведать то им не дано, вот и плачут. Девичья доля - загадка. А плакать грешно. Вперед не забегай! Господь укажет каждому его путь...

Анна с тоскою слушала поучения матери; ей уж давно наскучили эти слова, которые она постоянно слышит и от попа-духовника, и от отца, и от матери; всюду и везде ей внушают, что о "будущем на земле" думать грешно, надо постоянно заботиться о "будущем на небе", о том, что будет после кончины, и к этому нужно постоянно готовить себя... Но ей хочется жить, душа не лежит печаловаться о загробной жизни!

Пересилив себя, она кротко и ласково сказала:

- Слушаю, матушка, хорошо! Благослови меня и иди сама в свою опочивальню, а я лягу спать...

Феоктиста Ивановна перекрестила дочь и отправилась к себе на половину.

После ухода матери Анна уткнулась в подушки и дала полную волю своим слезам.

Борис Годунов ласково встретил Игнатия.

- Добрый вечер, молодец!

- Спаси Христос! - смиренно поклонился в пояс Годунову Игнатий.

- Ну, садись...

Годунов усадил юношу на скамью.

- По государеву делу мною ты позван...

Игнатий встал и снова поклонился Годунову.

- Слушай! Государю батюшке Ивану Васильевичу угодно послать своих людей во фряжский дальний город Рим к святейшему отцу латынской церкви... Ты изрядно знаешь латынский язык, и ты мне читал о римских папах и о Флорентийском соборе... Послов наших начальником будет Леонтий Истома Шевригин... Ты дороден ростом и лицом леп. И на их языке говорить можешь. Не будет ущерба чести государя от того, коли ты поедешь провожать того Шевригина... Нам нужен мир с Польшей и Литвой. Царь не хочет воевать с единокровньм славянским и христианским народом, нашим соседом. Папа римский, по мысли государя, должен остановить Батория, прекратить кроволитие. Для устройства этого угодного богу дела государь и посылает в Рим Шевригина. Понял ли?

- Добро, Борис Федорович, понял я. Но когда же, в кое время, из Москвы-то ехать нам?