Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- Не тужи о том, дядя Антон. Не наше дело. А коли грешно, грех тот взыщется не с нас с тобой, а на древних римлянах... Наша забота, как бы государево дело справить. Да так, чтобы государь батюшка доволен остался.

Антон Васильев почесал затылок:

- Оно вестимо. Государево дело превыше всего, токмо я все одно своей бабе о тех голых девках ни слова не скажу, будто и не видел их... Совестливый я дюже человек.

Игнатий рассмеялся.

- Расскажи ей лучше о тех, что цветы тебе приносили.

Лукавая улыбка мелькнула на лице Васильева, он покраснел:

- Как сказать... - произнес он, смутившись. - Панкрат лезет на небо, а черт тянет его за ноги. Так вот и мы... Всяко бывает.

В душе уже теперь Антон Васильев раскаивался, зачем завел разговор о каменных девах, никак не ожидая, что Игнатий коснется его грешных тайн. Немного подумав, он, как бы выразив свою мысль вслух, сказал:

- В каждом мужике бесово ребро играет. Все мы - адамовы ребятки, все на грехи падки... Да и то сказать: наслушался я там всего про римских пап да про ихних монахов, - соблазн великий получился. Между прочим, нигде я не видывал таких ласковых красавиц, как в оном граде. Ни в Свейской земле, ни в Дацкой, ни в Немецкой. Э-эх, господи! Грехи тяжки!

- Везешь чего-нибудь жене-то, в подарок? - спросил Хвостов.

- Образок везу... Распятие... Да пресвятую деву... Баба у меня уж такая богомольная, такая богомольная.

Хвостов промолчал. Он вез в подарок Анне Годуновой расшитую шелком большую узорчатую шаль да ожерелье из янтаря. Где бы он ни был, кого бы ни видел, мысли его всегда были об Анне, о том: по-прежнему ли она его любит, не забыла ли, здорова ли? Он постоянно видел обращенные на него взгляды девиц и женщин, но он их старался не замечать, они просто докучали ему. Анна! Одна Анна!

Путь к Венеции лежал через Флоренцию и Болонью. Проехать около пятисот верст Поссевин предполагал с остановками дней в десять, тем более, что приходилось перебираться через снежные хребты Аппенин.

- Эти земли суть владения святейшего папы... Мы везде найдем приют и гостеприимство с грамотою, выданной нам его святейшеством, - сказал Поссевин.

И хотя в природе была весна, апрель, но дико и бедно показалось Шевригину все, что встречалось ему на пути. А таких обнищавших сел и деревень, какие были здесь, у отрогов гор, не приходилось Шевригину видеть даже в разоренной войною родной земле.

Горы были высокие, мрачные, речки мутные, озера какие-то темные. Дорога извивалась между ущелий, холмов, нависших над головою жутких скал, и всюду виднелись высокие вершины Аппенин, сверкавшие белизной снежного головного убора.

В одной долине, стиснутой с обеих сторон отвесными скалами, из бокового ущелья, как из норы, тихо, неожиданно выехало несколько всадников, пытаясь загородить дорогу, но, увидев поодаль, позади колымаг, отряд мушкетеров, всадники снова скрылись в ущелье.

- Грабители... - равнодушно сказал Поссевин, даже не повернув головы к Шевригину.

Истома, озадаченный его спокойствием, спросил его через Франческо: почему он так спокойно говорит о разбойниках. Поссевин ответил:

- Я был бы более удивлен, если бы нам попались навстречу честные люди.

Немного подумав, Поссевин добавил:

- А если у нас было бы лютеранство, то итальянцы все бы друг друга перерезали... Итальянцы - народ, живущий чувством, а не умом. Они должны быть католиками. Лютер - безбожник, развратитель народов... Счастье наше, что Ватикан оберегает Италию от протестантов.

Поссевин стал объяснять Шевригину преимущества католического вероисповедания перед лютеранским. Он с особым самодовольством подчеркнул, что недаром на Флорентийском соборе император Иоанн Восьмой и патриарх Иосиф провозгласили унию с Римом. Взятие Византии турками, - говорил Поссевин, - не есть ли небесная кара, наказание грекам за их продолжительное исповедание православия?

Тут Шевригин не выдержал и сказал с негодованием:

- Византия пала не за это, а за отступничество, за измену православной вере. Сам великий проповедник, старец Филофей, это же сказал. Не надо бы Византии принимать латинскую веру!

Дальше Шевригин стал доказывать, что подлинная Византия не пала... Православная вера не покорена никем. Царьград во власти турок, но не вера. Власть церковная ныне в Москве. После Цареграда Москва стала третьим Римом.

В Анконе путники осматривали в местечке Лорето монастырь святой Марии. Они прослушали интересный рассказ монахов о том, как Мария пришла из Иерусалима через море в папину землю, где горы покрыты хвойными лесами, где реки тихо перешептываются с лесами...

Ночи светлые. Погода хорошая. Караван с московскими гостями и их поклажей быстро подвигался вперед. Вот уже показалась и Феррара, а затем предстояло переправиться на плотах через реку По. Оставалось уже недалеко до Венецианского залива. Кое-где из гущи зелени выглядывали стены и башни замков.