Много раз в пути отдыхали. Меняли лошадей. В Ферраре полюбовались красивым замком Бельфиоре. Герцог Феррары оказал дружеский прием московским гостям. Осторожно он справился у Шевригина: "Правда ли, что ваш государь весь оброс шерстью и ест младенцев?"
- Наш государь - добрый христианин. Он заботливый отец русского народа, и то, о чем меня спрашиваешь, - недостойно слушать моим ушам.
Герцог остался доволен ответом московского посла и вздохнул с великим облегчением.
- Много худого мне пришлось слышать в чужих странах о нашем царе, о нашем народе, да и о порядках наших. Все это - яд зависти и страха, покачав головою, с тяжелым вздохом произнес Леонтий Истома.
- Не может быть плохим тот владыка, у которого такие преданные слуги, как синьор Шевригин, - громко сказал Поссевин с приятной улыбкой.
После ночевки в Ферраре московский посольский караван двинулся дальше, сопровождаемый благими напутствиями герцога и его дворян. В провожатые послу было дано двести всадников с офицерами.
Через реку По переправились в нарядно украшенных зеленью и цветными тканями галерах.
Везде итальянские горожане и поселяне с большим любопытством рассматривали приехавших из далекой Московии знатных людей, встречая их дружелюбно.
Наконец, посольский караван добрался до берега Адриатического моря.
- Вот и все, - сказал, облегченно вздохнув, Поссевин. - Опасности кончились... Теперь прямо в Венецию, морем.
Вскоре послу подали и корабль.
Перед глазами путников раскинулась необозримая водная ширь. В корабль сели на рассвете. Судно это называлось "нефа". Громадная галера, окрашенная в красный цвет. Паллавичино объяснил, что этот цвет теперь в ходу в Генуе и Венеции. Вымпелы и флаги всюду на рейде виднелись красные. На корабле стояли две высокие мачты из цельного дерева. На их вершинах приделаны были особые коробки, или беседки, для наблюдения за тем, что происходит на море: нет ли судов, много ли их, дружественные ли они или враждебные, виден ли берег. Паруса "нефы" своими размерами удивили Шевригина и его друзей.
Паллавичино сам некоторое время плавал на "нефах" матросом, поэтому с увлечением и принялся описывать устройство этого громадного судна разгуливавшим по палубе московским путешественникам.
Рассветало. Апрель - самое лучшее время года в Венеции. Блестящая, гладкая поверхность моря покрылась рябью. Но вот она стала серебриться и бледнеть. Казалось, она хочет быть светлее самого неба. На необъятных просторах ее кое-где застыли белые остроконечные трехугольные паруса; черные головастые гондолы шныряли между судами и берегом. Легко дышалось, легко думалось, все располагало к отдыху, к удовольствиям и любви: и нежные переливы морских волн, и, словно осколки зеркала, разбросанные по берегам лагуны. О, этот простор великого солнечного царства, которому с севера оградою служат высокие снежные Альпы, а с юга - Аппенины!
- Моя Венеция - морская держава... - с гордостью шепнул на ухо Шевригину Франческо, подозрительно покосившись в сторону Поссевина. - Как грустно прятаться мне, скрывать свое имя в родном городе, и когда? Весной! Пожалейте меня, синьоры и синьориты, мои земляки!
- Ладно... - успокоил его Шевригин. - Недолго будем здесь, а там поедем опять на твою новую родину - в Москву.
Небо на востоке постепенно начинало розоветь, потом налилось густым пурпуром; яснее проступала в вышине и бирюза небес. Брызжущее радостью восхода, лучистое морское утро улыбалось московским путешественникам. Венеция, словно видение, в солнечном осиянии поднималась из воды.
III
Венеция!
Как часто слышал Шевригин разговоры о ней в Посольском приказе, но никогда не думал он, что это расположенное на островах государство так мало, так ничтожно по сравнению с Русской землей. Ему теперь интересно было знать: в чем же сила Венецианской республики, почему Поссевин нашел необходимым сюда путь держать, да и добиваться сношений Московского государства с этакой незначительной державой? Его настроенный деловито ум не поразили волшебные красоты этого города. Он думал о том: не явится ли ненужной потерей времени его пребывание здесь? Не сделал ли он ошибки, послушав совета Поссевина?
Поссевин вкрадчиво сообщил Шевригину, что сначала он один представится дожу, а затем пойдет во дворец вместе с московским послом.