Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- На основании недавнего и горького опыта, - сказал он, - Венеция не может возлагать надежд на лигу. Венеция не меньше прочих государств сознает опасность от соседства с турками. Она, конечно, желает ослабления их. Можно приветствовать примирение московского царя с Баторием, коли тому бог поможет осуществиться, ибо это усилит соединение христианских сил против турок. Это было бы лучшим разрешением восточного вопроса. Я пришел к такому выводу после того, как совершил по Европе большое путешествие. Московское государство - огромная сила. Было бы благоразумно принять меры в этом смысле, не ожидая обращения московского царя в католичество. Надо быть осторожными в навязывании своей веры другим.

После этой речи дожа снова говорил Поссевин. Он был разочарован выступлением дожа.

- Миссию синьора Шевригина, - сказал он, - не нужно понимать, как приветствие ради этикета. Надо ее понимать как желание московского государя завязать торговые сношения с Венецией.

Шевригин, не имея никаких указаний со стороны царя, сидел молча, не желая вмешиваться в эту беседу. Самому ему очень понравилась речь дожа.

Поссевин, возвращаясь из Дворца Дожей в гондоле с Шевригиным, с удивлением разводил руками:

- Не понял дож того, что я хотел ему сказать...

На воде стемнело. Над фасадом церкви выступил бледный месяц. В вечерних просторах неба едва заметно проступали звезды. На соборы, дома и мосты, нежной прозрачной позолотой проведя длинную светящуюся дорогу по воде, легло сияние месяца. На судах всюду засветились многоцветные фонарики, повисшие в вышине на мачтах. На гондолах также были прикреплены фонарики, и в синем мраке они причудливыми блуждающими огоньками скользили над водой.

Где-то слышался женский смех, песни. Рыбаки и гондольеры разъезжались по домам после дневного труда.

Шевригину взгрустнулось о Москве: скорее бы!

IV

Робко перешептывалась царица Мария со своей бабкой, Демьяновной, вынянчившей ее с колыбели.

- Великое мое горе... Не в чести я у моего государя батюшки. Совсем забыл он меня... Смотрит косо, мало говорит. В сердцах готов побить. Бояться я стала его. Страшно!

Демьяновна вздохнула и ласково сказала:

- Государыня, у меня на примете старушка одна есть, ведунья, а у нее заговор в запасе на укрощение злобных сердец. Коли позвать ее во дворец, да рубаху государеву ей припасти, то она порчу из царского сердца живо изгонит... бес жестокосердия скоком ускачет из государева нутра... Дозволь, матушка, позвать ее во дворец?

Демьяновна поцеловала руки царице Марии.

- Ну, что ж, Демьяновна, приведи. Да так, смотри, чтобы царь батюшка Иван Васильевич не увидел, - нето худо будет и тебе и мне!

- Добро, красавица, болезная моя, Марьюшка, коли приказывать изволишь, приведу ее во дворец, да так, чтобы государь Иван Васильевич и слухом не слыхивал и видом не видывал. Кто сам себя стережет, того и бог бережет. Посиди тут, голубушка, одна, покудова я сбегаю за ней. Я скоро.

- Что же мне делать в моей неволе, как не сидеть? Докука возьмет - на колени стану перед божницей, да и богу помолюсь...

Демьяновна поклонилась и вышла.

Мария вспомнила тот день, когда отец привез ее в Александрову слободу на смотр невест. Поместили ее тогда в большом доме, где было собрано множество красавиц со всего Московского государства, дочерей бояр и дворян. Она хорошо помнит, как трепетали в страхе и томительном ожидании собранные в этом доме боярышни и дворянки. Каждой из них полагалось подойти к царю, опуститься перед ним на колени и, бросив к ногам царя платок, вышитый золотом с жемчугом, поклонившись, удалиться.

А дальше... Трепетное, взволнованное ожидание всех девушек - кто царю больше всех понравился?

Помнится, как к постели, на которой лежала она после смотра, уткнувшись в подушку от только что пережитого стыда и волнения, подошел старый боярин, присутствовавший при смотре, и сказал:

- Вставай, Мария Федоровна, государь наш батюшка Иван Васильевич остановил свой выбор на тебе. Поздравляю тебя!

Она помнит, с какой завистью смотрели на нее все красавицы, собранные в этом доме.

И почему-то тогда она вдруг разрыдалась.

Все это теперь ей ясно представляется. И опять ей хочется плакать, рыдать безудержно.

Горница, где теперь происходил этот разговор царицы со старой мамкой, ютилась в верхнем этаже большого терема. Его совсем недавно отстроили по приказу царя в дальнем крыле дворца.

Стены и полы царицыной комнаты закрыты были коврами, присланными Ивану Васильевичу персидским шахом "за недружелюбие царя к туркам" и в благодарность за пропуск англичан и других заморских купцов через русские земли в Персию. Резьба и затейливые золоченые узоры - листья, травы, птицы, выпиленные из дерева, обрамляли окна и двери горницы. Потолки лазурные в серебряных звездах. В углу сияла огнями лампад большая, в три раствора, божница.